Обслуживание пропаганды
Советские пресса, радио и телевидение официально именовались «средствами массовой информации и пропаганды», информационные и развлекательные передачи воспринимались под углом их пропагандистского предназначения. Роль вещания в СССР на последнем этапе его существования была сформулирована тогдашним главным идеологом Политбюро ЦК КПСС Е.К. Лигачевым: «Все телевизионные и радиопередачи должны быть подчинены одной цели – разъяснению и претворению политики партии». Тотальный политический контроль над вещанием оправдывался целью «повседневного политического, культурного и эстетического воспитания населения». Председателя Гостелерадио назначало Политбюро, руководство ЦК следило за кадровыми перемещениями на вершине вещательной пирамиды и за содержанием программ, особенно информационных и публицистических.
Еще в 1952 году установилась традиция: каждую субботу показывать киножурнал «Новости дня». Но поскольку кинохроника не могла заменить собой оперативной информации, с 1956 года Центральная студия телевидения нерегулярно, но обычно в конце вещательного дня стала повторять в дикторском исполнении «Последние известия», прозвучавшие по радио. Позднее эти новости стали дополняться двумя-тремя сюжетами, снятыми операторами специально для ТВ. Тем не менее вплоть до 1960 года первые пять минут «Последних известий» представляли собой сокращенный выпуск радионовостей в чтении теледиктора. Размежевание с радио заставило переименовать выпуски информации в «Телевизионные новости» («ТН»). В 1968-м их заменила программа «Время». Эта главная пропагандистская передача собирала рекордную аудиторию – до 150 млн. человек ежедневно – благодаря не столько каким-то своим достоинствам, сколько программированию. Она выходила в эфир в 21.00, и так как ее были обязаны дублировать все каналы, то у зрителей просто не было никакого выбора. Хотя к тому времени во многих странах уже был накоплен опыт представления информации звездами журналистики – ведущими, официальная стилистика передачи требовала присутствия в ней дикторов, которые поочередно зачитывали текст с листа, бесстрастно озвучивая агитационно-пропагандистские материалы. Существенную часть «Времени» занимала официальная некомментированная хроника: приезды и отъезды руководителей партии и государства, встречи на высшем уровне, многочисленные заседания. Порой слово предоставлялось передовикам производства, видным деятелям науки и культуры – в основном для того, чтобы они могли поблагодарить с экрана партию и правительство за «отеческую заботу» о них. Значительная часть программы посвящалась рассказу об успехах социалистического содружества и бедственному положению трудящихся в мире капитала. В зависимости от очередной пропагандистской кампании акцентировки могли меняться, но все материалы имели тенденциозную двухцветную окраску – «у них и у нас» и подавались сухим, казенным языком.
Использование ТВ с целью «воспитания советских людей», формирования «нужного» общественного мнения имело переменный успех. Зрители скептически относились к подслащенным сообщениям на внутренние темы: рапорты об успехах сельского хозяйства, например, вызывали недоумение у человека, отстоявшего очередь за продуктами. В меньшей степени этот скептицизм распространялся на официальные версии зарубежных событий: рядовой зритель редко пересекал «железный занавес», западные радиостанции глушились, в продажу из-за границы поступали только коммунистические газеты.
Идеологизация распространялась не только на информацию, но и на развлекательные и культурно-просветительные передачи. Партийные руководители не упускали случая подчеркнуть, что ТВ использовало еще не все резервы для «морального и эстетического воспитания трудящихся». В ответ на эти призывы «голубой экран» предлагал зрителям такие претенциозные эпопеи, как «Летопись полувека», «Правда о великом народе», циклы о Ленине. Телефильмы воспевали «человека труда» и подчеркивали преимущества советского образа жизни. На экране отсутствовали многие жанры, давно вошедшие в обиход мирового телевидения: мыльные оперы, ток-шоу, триллеры и т. п. Зритель был огражден от мирового кинопроцесса, в лучшем случае он мог составить некоторое представление о зарубежном кино по отрывкам из «Кинопанорамы». Интересные советские киноленты лежали на полке, предпочтение отдавалось фильмам о рабочем классе и историко-революционным, как бы топорно они ни были сработаны. На этом сером фоне демонстрация удачных отечественных сериалов («Семнадцать мгновений весны») или редких зарубежных постановок («Сага о Форсайтах») воспринималась как событие, о котором «все говорили».
На волне хрущевской оттепели в самом начале 60-х появились передачи, выпадавшие из этого общего ряда. Важной вехой в становлении экранной публицистики было еженедельное обозрение Ю. Фокина «Эстафета новостей». Это были неотрепетированные беседы известных людей с ведущим, иногда сопровождаемые специально снятыми кинокадрами. Зрителей подкупала именноимпровизационность, спонтанность передачи. Рубрика выбивалась из общей стилистики, когда все, от генерального секретаря партии до передовика производства, говорили по бумажке. Разумеется, «живые» передачи с идеологической точки зрения таили опасность своей непредсказуемостью и по мере внедрения студийных видеомагнитофонов подвергались цензурной правке в записи.
В 1961 году впервые вышла в эфир популярнейшая передача «Клуб веселых и находчивых», или «КВН». Это были построенные на импровизации состязания в эрудиции и остроумии команд, состоявших из студентов вуза или представителей какого-то предприятия или города. (Позднее такая же популярность выпала на долю игры эрудитов «Что? Где? Когда?»)
На застойном этапе отечественной истории наибольшего успеха достигли авторы передач, носивших образовательный уклон, – «Клуб кинопутешествий», «В мире животных», «Очевидное – невероятное», «Кинопанорама». Выбор зрителя был невелик, и любая рубрика, более или менее свободная от идеологической зашоренности, могла рассчитывать на гарантированную массовую аудиторию, особенно если ее создавали яркие талантливые личности.