Журналистский профессионализм: вехи становления

Несмотря на то, что круг первых газетчиков был пестрым по составу, уже в XVII в. выпуск периодического издания налагал серьезные профессиональные обязательства на того, кто брался за это ответственное дело. Например, во Франции существовал корпоративно утвержденный статус, гласивший, что печатники и книгоиздатели должны получить хорошее образование, знать латынь и греческий. Нужен был и сертификат, дающий право заниматься издательской деятельностью. Конечно, до появления понятий «журналистская профессия» или «журналистский профессионализм» было еще далеко, но некоторые профессиональные характеристики здесь, конечно, налицо.

Важные изменения произошли в Европе при ее вступлении в «век Просвещения» – так называют период конца XVII–XVIII вв. Они были связаны с серьезной модификацией культурной обстановки эпохи. Священный текст с его сакральным отношением к слову постепенно уступал первенство тексту научному, опирающемуся на разумное постижение действительности, на опыт, помогающий познавать законы природы и общества. Считается, что именно в это время знание приобретает информационную форму, перестает быть чем-то априорно данным человеку, который, следуя ренессансным традициям, начинает читать мир как книгу, но не просто читать: появляется ощущение того, что действительность можно усовершенствовать.

Развитие журналистского профессионализма происходило столь же динамично в этот период, как и становление самой прессы. Журналист-профессионал начала XVIII в. в странах Западной Европы существенно отличался от своего собрата, жившего в Америке конца XIX в.

Если попытаться определить ведущую тенденцию, характеризующую изменения в профессии журналиста, произошедшие в XVIII–XIX вв., когда повсеместно формировалась система прессы и обмен информацией начал приобретать международный характер, то ее можно обозначить словами «усложнение» и «дифференциация».

Действительно, такое явление как персональный журнализм требовало от человека профессионального универсализма. Например, журнал «Ревью», который выпускал знаменитый английский писатель Даниель Дефо (1660–1731), был исключительно продуктом труда, таланта и подвижничества этого литератора-публициста. Дефо сам писал материалы на политические, коммерческие и социальные темы, будучи одновременно репортером, правщиком, комментатором. Он считал своими журналистскими достоинствами умение отбирать факты и использовать их, а также владение богатым словарным запасом, способность критически оценивать собственную работу. Дефо был не чужд и политической активности, которая принесла ему серьезные неприятности, а затем вынудила стать главой секретной службы английского премьер-министра (принять это предложение писателя побудило тяжелое материальное положение его семьи). Ричард Стиль (1672–1729), также считающийся одним из основателей английской журналистики, был не только редактором, но и основным автором своего еженедельника «Татлер» («Болтун»). Исследователи, изучавшие историю Англии начала XVIII в. (именно тогда здесь наблюдался расцвет персонального журнализма), отмечают, что в число профессиональных литераторов наряду с поэтами, писателями, памфлетистами входят и журналисты. Ядром профессионализма и тогда считалось владение словом, неотделимое от политической ангажированности.

Французские просветители-энциклопедисты в середине XVIII в. также обратились к проблеме специфики журналистского труда. По их мнению, есть два типа журналиста: один светит «отраженным светом», обозревая и комментируя новинки литературы, науки, искусства и т.п.; другой обладает достаточным талантом и смелостью, чтобы служить прогрессу.

Служение истине становится лейтмотивом творчества тех французских журналистов, которые создавали свои произведения в годы Французской революции 1789 г., когда взлет персонального журнализма наиболее ярок. Жан-Поль Марат (1743–1793), издавая за свой счет знаменитую газету «Ами дю пепль» («Друг народа»), выступал и как редактор, и как автор, и как корректор, и как метранпаж. Столь разносторонняя деятельность стала возможной благодаря литературному мастерству и ораторскому пафосу Марата.

История подтверждает, что звездными часами персонального журнализма стали периоды наивысшего общественного подъема, когда необычному времени требуются исключительные личности. Такой личностью был англичанин Томас Пейн (1737–1805) – участник нескольких революций, государственный деятель, философ, журналист, чьи памфлеты расходились огромными тиражами, и их резонанс в Европе и Америке был исключительно велик. Пейнпрославился не только как политический публицист, но и как организатор периодики, завоевавшей огромную аудиторию и снискавшей прочный авторитет.

Просветительские идеалы нашли отражение и во взглядах на прессу М.В. Ломоносова, который видел в журналистской работе особый род деятельности – творческой и нацеленной на служение истине. Любопытная антитеза возникает при сопоставлении взглядов на общественное предназначение журналиста, высказанных в полемике русского просветителя Н.И. Новикова и Екатерины II. Для Новикова главная задача журналиста заключается в критическом изучении действительности, исправлении ее, воспитании полезного члена общества, а Екатерина II требует от сочинителя верности государю, миролюбия, добронравия.

Сходство русской журналистики с мировой прессой века Просвещения выразилось в том, что с возникновением частной периодики в ее работу все активнее включались писатели. Слова «писатель», «сочинитель», «литератор», «журналист» воспринимались как синонимы. Отношение к журналистике как словесности и соответственное понимание роли журналиста было присуще многим российским авторам конца XVIII – начала XIX вв. Эта ситуация будет постепенно меняться – как в России, так и в Западной Европе.

По-разному воспринималось соотношение слова и политики. А.Н. Радищев, еще в 1798 г. назвавший журналистов «историками своего времени», подчеркивал связь слова и дела в борьбе за народоправие; в представлении декабристов словесность была неотделима от гражданского подвижничества, представители официальной идеологии видели в развитии словесности результат благотворной деятельности государства. Здесь проступает дилемма общемирового значения: либо журналист выступает как тот, кто поддерживает status quo и содействует сохранению стабильности социальной системы, либо он выступает как ее критик, противник, способствуя не только изменению существующего положения дел, но и разрушению этой системы. Отсюда проистекает и разное понимание профессионализма.

К началу XIX в. журналистика представляла собой сложную, многопрофильную структуру. Усложнялась технология газетного дела, становилось более разветвленным редакционное разделение труда. Увеличение объема рекламы (объявлений) создавало основу для коммерциализации прессы. XIX столетие выявит две концепции, отразившие разные представления о назначении журналиста. Согласно одной, журналист – политический борец, социальный философ,литератор, призванный освещать и всесторонне раскрывать наиболее важные проблемы действительности, отстаивать свою точку зрения, не испытывая страха перед преследователями, не боясь нищеты и голода. Согласно другой, журналист– нечто вроде предпринимателя, исходящего прежде всего из соображений выгоды, рассматривающего газету или журнал по преимуществу в качестве источника дохода. Каждая из концепций подразумевала свои требования к журналисту-профессионалу, и каждая находила воплощение в редакционной практике.

История стран Западной Европы изобилует примерами исключительной журналистской самоотверженности, преданности идеалам, полной самоотдачи. Англичанин Уильям Коббет (1763–1835), посаженный в тюрьму за публикацию острых критических выступлений, проявил невероятную творческую активность, находясь в заключении: там он написал и опубликовал 364 письма и эссе на политические темы^[5]. За публикацию трудов Томаса Пейна были арестованы другой англичанин Ричард Карлайль (1790–1843), а затем его жена и сестра. Итальянец Сильвио Пеллико(1790–1854) за свою журналистскую деятельность был заточен на 15 лет в одну из самых мрачных австрийских крепостей, где написал автобиографические записки. Этот перечень можно было бы продолжить.

Польза отечества, героический подвиг во имя народа и его блага – эти понятия во многом определяли журналистское кредо российских декабристов. «Сословием людей государственных» называл журналистов А.С. Пушкин. Стройная система представлений о журналистском профессионализме просматривается в трудах В.Г. Белинского, который связывал особенности деятельности человека с требованиями времени, подчеркивал роль личностных характеристик, способностей, склонностей, призвания. Так, говоря о Н.А. Полевом, Белинский неоднократно подчеркивает неугомонность журнальной натуры, восхищаясь его призванием, одаренностью, способностями. Личность журналиста, его философско-эстетические и литературно-критические взгляды интересуют Н.Г. Чернышевского. Он полагал, что мировоззрение ведущего автора периодического издания определяет партийную направленность последнего. Акцентирование идейно-политической линии публицистического творчества не умаляло значимости литературного мастерства, способствующего усилению эстетической нагрузки текста.

Но рассматриваемый период дает немало примеров иного рода. С газетно-журнальным делом, с распространением новостей связывают себя люди, далекие от литературного творчества. Многие из них начинают занимать ключевые посты в расширяющейся информационно-коммуникационной системе.

Был далек от журналистики первый издатель «Таймс» – газеты, олицетворяющей английский образ жизни, – Джон Вальтер. Фабрикант, галантерейщик и банкир стали учредителями газеты «Скотсмен» (она до сих пор выходит в Шотландии). Что же касается тех, кто стоял у истоков служб новостей, то о Поле Джулиусе Рейтере – создателе ныне мирового агентства Рейтер – английский автор Д. Рид пишет: «Живи Рейтер двумя поколениями раньше, в Англии XVIII века, он стал бы продавать хлопок – самый главный товар индустриальной революции. Если бы он занялся бизнесом в начале XX века, то с успехом мог превратиться в нефтепромышленника. Он отдал предпочтение новостям, потому что рыночный спрос возрос на них как никогда раньше»^[6].

Западноевропейская литература, чутко реагировавшая на события современной жизни, не оставила без внимания и факт появления на социальной арене особого типа журналиста – человека, любой ценой добивавшегося личного успеха или признания, власти, денег.

В трудах, посвященных прессе и увидевших свет в XIX в., финансовая зависимость журналиста рассматривалась как фактор, ограничивающий свободу печати. Стало знаменитым высказывание В. Вейтлинга о том, что «люди пишут для того, чтобы жить, потому что без денег нельзя жить, чтобы писать»^[7]. «Торговое направление» укоренялось и в русской журналистике. Предметом дискуссий стала проблема оплаты авторского труда. Одни видели в этом естественное влияние времени и способ повышения профессионального качества изданий, для других сама идея купли-продажи литературного труда была неприемлема.

В XIX в. не только четко разграничились функции издателя, редактора и пишущего журналиста, но и усилилось размежевание между журналистом-борцом и журналистом-предпринимателем. Дифференциация социальных ролей журналиста в XIX в. происходила весьма интенсивно. Например, в Америке начала XIX столетия вместе с развитием партий и расширением партийной борьбы возникает «ругательная журналистика», в контексте которой процветает вполне определенная разновидность репортеров – людей, способных отстаивать свою правоту не только в словесной, но и в кулачной драке. Набор профессиональных качеств сотрудника газеты и журнала изменился и в ходе формирования «нового журнализма».

Одним из отличительных признаков нового журнализма (в частности, в его американском варианте) явилось то, что фундаментальной функцией газеты признавалось распространение информации. Преобладающее место стало принадлежать не прежней газете, содержащей главным образом «взгляды и мнения» (viewspaper), а новой – являющейся газетой «новостей» (newspaper). «Глагол», призванный «жечь сердца людей», уступил место факту, откровенно партийный публицист – внешне беспристрастному репортеру, профессиональное мастерство которого оказывалось в прямой зависимости от умения «чувствовать» сенсацию, находить «горячие» новости и своевременно доставлять их в редакцию. Погоня за сенсацией не была изобретением XIX столетия: например, немецкие «летучие листки» XV–XVI вв. изобиловали историями о чудесах, эпидемиях, исцелениях. Но только на рубеже XX в., когда пресса начинает становиться массовой, предельная оперативность, готовность на репортерский подвиг, требующий иногда большого риска, а иногда и столь же немалой беспринципности, тиражируются в качестве эталона мастерства. Конечно, было бы непростительной ошибкой полностью приравнивать репортаж к «журналистике замочной скважины», к тому же именно детективные приемы газетной работы не раз помогали раскрытию истины. Но негативные черты нового журнализма (равно как и персонального) напоминают о себе и по сей день.

Противостояние «публицистики мнения» и «журналистики факта» в их предельно заостренном, чистом виде отнюдь не исчерпывает проблему профессионализма. Между этими плюсами помещается огромное срединное пространство, в котором существуют многочисленные возможности каждому определить свое место в системе редакционного разделения труда, найти свою нишу в отражении действительности и свой способ творческого самовыражения.

XIX столетие придало дифференциации журналистского труда отчетливо выраженные формы. Во многих странах было закреплено размежевание собственно журналистской деятельности и административного руководства прессой. Усилилась тенденция к специализации сотрудников редакций. Штат крупных английских газет середины XIX в. включал в себя и тех, кто собирал внутренние новости, получая за труды ничтожную сумму, и корреспондентов за рубежом. В конце века, когда некоторые британские издания превратились в мощные предприятия (например, основной выпуск «Таймс», насчитывавший 20–28 страниц, дополнялся рядом приложений разнообразного характера), возникла потребность привлекать к работе специалистов в сфере литературы, науки, финансов и т.д. В 80-е гг. того же столетия штат американской газеты «Уорд» включал в себя 1300 человек: позднее в редакцию пришли экономисты, знатоки спорта, светской и женской тематики, художники. Последнее особенно знаменательно: рисованные заставки, иллюстрации в XIX в. (хотя в прессе они использовались и ранее) усилили визуальную выразительность газетного текста и придали новое, творческое звучание работе тех, кто занимался оформлением газет и журналов.

С внутриредакционной специализацией исследователи часто связывают развитие аналитической журналистики, отличной от универсального журнализма, который не погружался в причины и следствия событий.

Очевидно, что аналитический метод в журналистике неотделим от научного мышления, от навыков глубокого, исследовательского подхода к фактам и явлениям. Век XIX с его нарастающим прагматизмом, иррационализмом, а также со стремлением утвердить в обществе отношения «механической солидарности», идеалом которых служит отлаженная работа фабрики, не стал эпохой торжества разума. Но преемственность культурного развития сохранила тяготение человека к дальнейшему постижению законов природы и общества и формированию своего отношения к миру на основе знания о нем. Усилившаяся в XIX в. социологичность знания по-новому высветила роль факта в контексте системного отношения к реальности. И то и другое отразилось в журналистике.

В трудах отечественных и зарубежных журналистов, ставших достоянием истории, четко прослеживается цепочка взаимодействия факта, анализа, оценки. Конечно, эта цепочка могла и разорваться, когда факт и оценка приобретали самодовлеющее значение, а аналитическая составляющая «выпадала» и из авторского замысла, и из текстовой структуры. Но в подлинно исследовательском, аналитическом произведении все три компонента находились в равновесии. Означало ли это, что литературное мастерство отходило на задний план? Не вызывает сомнений, что текст можно составить, руководствуясь стандартными правилами. Однако так же несомненно то, что только творческая индивидуальность способна придать ему неповторимость, уникальность, во многом зависящую от меры соотношения различных его частей, от способности корреспондента не только правильно мыслить и формулировать мысль для себя, но и находить те речевые способы выражения смысла, которые донесут авторскую идею до читателя, придав ей особую убедительность. И, возможно, именно аналитическая журналистика наиболее полно концентрирует в себе единство слова и мысли, присущее человеческой природе.

Таким образом, мы сталкиваемся еще с одним типом профессионала – с журналистом-исследователем. Невозможно отнести его появление только к западной или только к российской традиции. В XIX в. к журналистской деятельности оказываются причастными, например, африканские мыслители. Так, западноафриканский философ, лингвист-полиглот Э.У. Блайден, сотрудничая в ряде изданий, использовал методику аналитической прессы для изложения своей концепции особой роли Африки в развитии мировой цивилизации. Становление аналитической журналистики выступает как общемировая тенденция, которая, правда, не всегда могла полно реализоваться в силу тех или иных политических и социокультурных причин.

Итак, спектр журналистского профессионализма в XIX в. был уже достаточно насыщенным, и тенденции, о которых мы вели разговор, получили во многих случаях персонифицированное выражение. Среди зарубежных редакторов-реформаторов снискал славу Эмиль де Жирарден (1806–1881) – один из родоначальников массовой прессы, произведший коренную коммерческую трансформацию французской газеты и ставший прообразом руководителя-торговца. Он принимал журналиста на работу в полном соответствии с существовавшими тогда условиями рынка. В английской печати с ним в определенной степени сопоставимы братья Альфред и Гарольд Хармсворты, чья предпринимательская активность удостоится официального призвания: оба они получили титулы лордов (пэрами станут и другие магнаты прессы в Англии). В Америке подобное положение занял Джозеф Пулитцер.

В конце XIX века в США центральной фигурой стал репортер, готовый на персональный подвиг ради необычной, сенсационной информации. Среди журналистов «выдающегося поступка» можно назвать американку Элизабет Кохран(Нелли Блай), обогнувшую земной шар за 72 дня (а не за 80, как герой известного романа Жюля Верна), и многих других. Сочетание личной смелости и глубоких знаний было характерно для корреспондента английской «Дейли Телеграф» Эмиля Джозефа Диллона (1854–1933): он учился в нескольких университетах, знал европейские и восточные языки. Информация, полученная им, оценивалась не только как оперативная, но и как достоверная. Современники считали, чтоДиллон соединил в себе талант журналиста, ученого и государственного деятеля.

Признавая открытую партийность журналистской (в том числе редакторской) работы К. Маркса и Ф. Энгельса, нельзя забывать о том, что их творческому методу было в полной мере свойственно рассмотрение фактов под углом зрения научной теории. Взаимосвязь отбора фактов, их анализа и – что очень важно – их синтеза отличают публицистическое мастерство К. Маркса и Ф. Энгельса. По мнению ученых, детально исследовавших их творческое наследие, профессионализм в контексте марксистской теории печати во многом связан с тем, что «журналист выступает всегда как исследователь, социолог, аналитик, сообщая о фактах, анализируя, сопоставляя их и обрабатывая, обобщая, абстрагируя из конкретных единичных событий, ситуаций их особенное и всеобщее содержание и выражая его в понятиях, общезначимых заключениях, выводах и предложениях»^[8]. Этот исследовательский компонентпрофессионализма приобретает особую актуальность, когда речь заходит о журналистике «второго уровня» – то есть, аналитической.

В России XIX в. Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов призывали изучать факты, делать выводы из них «на обоюдную пользу истории и теории», представлять результаты их анализа, «а не частные счеты , не множители и делители»^[9].

XIX столетие продолжило еще одну устойчивую международную тенденцию, существенную для понимания особенностей журналистского профессионализма: пресса продолжала оставаться сферой приложения общественно-литературного дарования писателей и поэтов, которые выступали в качестве редакторов, издателей и сотрудников газет и преимущественно журналов. Например, новое качество французской журналистики на стыке веков проявилось в том, что она в ряде случаев тесно смыкалась с литературой. Это вполне справедливо и для российской печати всего периода ее развития. Есть точка зрения, что по уровню литературного исполнения англосаксонский и германский журнализм на рубеже столетий несколько уступал своим зарубежным собратьям. Но и он содержит немало примеров, подтверждающих плодотворность профессионального участия писателей в прессе. Журналистское мастерство раскрывало в данном случае несколько иную свою сторону, впрочем, привычную для периодической печати: текст приобретал художественно-образный характер, предполагающий особый «набор» способностей его создателя – возрастала роль интуиции, воображения, усиливалась образная нагрузка слова.

На рубеже XIX–XX вв. как в Европе, так и в Америке получает развитие журналистское образование, что еще раз доказало: эта профессия прочно заняла свое место в системе общественного разделения труда.

Первая половина XX в. (особенно период между первой и второй мировыми войнами) стала временем дальнейшего усложнения структуры журналистской профессии. В определенной степени это было связано с совершенствованием технологии средств массовой информации. Так, в 30-е гг. в типографии американской газеты «Нью-Йорк таймс» насчитывалось 1800 рабочих, в ее редакции – 616 сотрудников, в конторе – 953 человека, в правлении – 84^[10]. Появление телефона и его широкое использование в прессе динамизировало репортаж («рипортинг») и вызвало к жизни пресс-стенографирование и «рирайтинг», то есть редакционную подготовку к печати материалов, полученных от корреспондентов. Изменившаяся техника иллюстрации повысила престиж фоторепортера. По мнению одного из крупнейших пресс-магнатов Франции Жана Пруво (в 1931 г. он основал газету «Пари суар»), изображение стало властелином времени. Этому немало способствовала возможность быстро передавать по телеграфу снимки с места события.

Внесло свою лепту в журналистское разделение труда развитие радиовещания. «Разговорные газеты», «разговорная журналистика» вели поиск своего лица, конкурируя с прессой, вырабатывая особый профессиональный стиль. После организации первых публичных сеансов телевизионного вещания электронное средство информации постепенно добавило новые краски в палитру журналистской профессии.

XX в. по-новому высветил проблему соотношения факта и мнения в журналистском творчестве. Отсутствие в журналистике «поля точного знания» вызвало озабоченность у наиболее серьезных сотрудников и исследователей западной прессы. Однако профессионализация журнализма, придание ему «антисубъективного» характера, предусматривавшего опору на факты, беспристрастность, правдивость, была чрезвычайно трудно достижима.

Дальнейшая коммерциализация прессы, ее монополизация, массовизация, формирование информационного рынка усилили материальную зависимость журналиста на Западе.

Идеологическое размежевание и политическая дифференциация в контексте противостояния капитализма и социализма, зарождения национально-освободительного движения, появления фашистских режимов, нарастания военной угрозы и развязывания второй мировой войны привели к практически повсеместному углублению политизации профессии, усилению в ней пропагандистских начал. Возрастала политическая ангажированность значительного числа журналистов, даже если они отказывались открыто признать это. Четкое определение классовой, партийной позиции для многих превращалось в центральный, системообразующий элемент их деятельности. Журналист должен был выбрать свое место в расстановке общественных сил, определить, на чьей стороне он сражается. Далеко не каждому удавалось противостоять обстоятельствам, не превратиться в исполнителя чужой воли, не оказаться жертвой социальной мифологии. Слово продолжало оставаться оружием борьбы.

Вторая половина XX в. не дала исчерпывающего ответа на вопрос о том, есть ли универсальное определение журналистского профессионализма. Однако не вызывает сомнений наличие устойчивых черт, отличающих журналистику от других видов деятельности. Им посвящено содержание следующих разделов главы, подчиненное уже не столько историческому, сколько логическому анализу нашей темы.