Методика применения правовых норм

Вопреки бытующему в некоторых редакциях мнению, опора на закон не только не усложняет технологию массово-информационного производства, но напротив – позволяет отладить ее до уровня стандартных операций, а следовательно упростить. Мы увидим это на примере ряда основных звеньев редакционного конвейера.

Сбор и распространение информации. Комиссия по свободе доступа к информации разработала алгоритм действий журналиста, запрашивающего сведения из государственных ресурсов. В своих главных положениях он пригоден и для контактов с общественными организациями, поскольку опирается на нормативные документы широкой сферы действия. Воспроизведем эту схему в общих чертах.

Предложенная схема отражает возможности, которые предоставлены прессе, и предполагает выбор самого подходящего варианта действий в каждом случае. Так, зная, что запрос можно сделать в любой форме, мы чаще всего обращаемся к источнику сведений устно – при очной встрече или по телефону. Однако если возникли опасения, что нам откажут в информации, лучше подготовиться более обстоятельно: составить запрос письменно (сохранив копию в редакции), использовать для такой переписки специальные бланки с соответствующими выдержками из законодательства о СМИ, узнать дату регистрации запроса по месту получения (чтобы контролировать сроки получения ответа или отказа) и т.д. Вряд ли получится таким способом собирать факты для колонки новостей, но при работе над аналитическими текстами он может оказаться единственно верным – тем более в случае отстаивания прав журналиста через суд.

Рассмотренный нами алгоритм действий построен на нормах, которые содержатся в нескольких правовых актах. Поэтому он отражает довольно просторный диапазон средств борьбы с помехами в журналистском труде. Это приходится подчеркивать потому, что в Уголовном кодексе (статья «Воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов») говорится только о воспрепятствовании путем принуждения к распространению либо к отказу в распространении информации. Ясно, что в действительности способов «окоротить» СМИ гораздо больше. Здесь на помощь приходят Законы «О средствах массовой информации», «Об информации, информатизации и защите информации» и другие с их положениями об ответственности за ущемление свободы информационного обмена.

На этапе распространения информации (публикация текстов) также необходимо использовать набор специальных методических приемов труда. Главным образом они связаны с проверкой фактов и оценкой допустимости (или недопустимости) публикации. Общее правило сводится к проведению углубленной экспертизы текстов с точки зрения их правовых последствий, особенно в сомнительных, неоднозначных ситуациях.

В ряде случаев ответственность с журналистов снимается. Согласно Закону «О средствах массовой информации» (ст. 57), к ним не будет претензий, если публикуемые сведения присутствуют в обязательных сообщениях (например, в документах государственных органов, которые учредили данное СМИ); получены от информационных агентств; содержатся в ответе на запрос информации либо в материалах пресс-служб; являются дословным воспроизведением фрагментов выступлений депутатов, делегатов съездов, конференций и т.п. и официальных выступлений должностных лиц, содержатся в авторских произведениях, идущих в эфир без предварительной записи (прямой эфир), либо в текстах, не подлежащих редактированию, являются дословным воспроизведением сообщений, распространенных другим СМИ... Однако большинство перечисленных пунктов несет в себе оговорки и тонкости, которые могут свести на нет кажущуюся свободу от ответственности.

Остановимся на воспроизведении публикаций других средств информации. Одно из столичных изданий перепечатало выдержки из таджикской газеты, где некое лицо обвинялось в совершении преступлений. Московская редакция чувствовала себя защищенной Законом «О средствах массовой информации» и не затруднялась проверкой фактов. Однако она не приняла во внимание условия применения статьи 57: она действует, если СМИ-первоисточник может быть привлечено к ответственности на территории России. Таджикская же газета к тому времени была ликвидирована. В результате иск «героя» публикации к столичному изданию был удовлетворен. В другом случае региональная газета перепечатала материал московских журналистов. Но иск о защите чести и достоинства был предъявлен именно ей, а не изданию-первоисточнику. Обиженная сторона сослалась на то, что при перепечатке были исправлены три орфографические ошибки, встретившиеся в оригинале. Следовательно, это уже не дословное воспроизведение первой публикации^[11]. Наконец, даже если редакция добросовестно воспроизвела перечисленные выше документальные источники, ей все равно грозят неприятности: задетое в первоисточнике лицо может потребовать опровержения недостоверных сведений в том СМИ, которое их распространило.

Следующий этап функционирования журналистского текста, после распространения информации, связан ссоциальной эффективностью публикаций. Конечно, результативность выступлений СМИ определяется глубиной и конструктивностью анализа проблем, а не приказом «уважать печатное слово». Но и полное отсутствие механизмов реагирования на мнение общественности нельзя признать демократическим порядком. В российском праве есть нормы, побуждающие должностных лиц работать с сигналами и предложениями прессы, и надо умело ими пользоваться. Указ Президента РФ «О мерах по укреплению дисциплины в системе государственной службы» (1996) обязывает руководителей органов исполнительной власти в течение трех дней рассматривать информацию СМИ о невыполнении чиновниками законов, указов и решений суда. По истечении двух недель положено сообщать редакциям и государственным контрольным органам о результатах рассмотрения информации. Жаль, что журналисты плохо знают об этом указе и редко прибегают к его силе.

Гораздо больше «повезло» с применением другим нормативным актам – тем, что регулируют деятельность правоохранительных органов. Согласно уголовно-процессуальному законодательству, поводами к возбуждению уголовного дела являются, в частности, заявления и письма граждан, сообщения организаций и должностных лиц, а также статьи, заметки и письма, опубликованные в печати. Документы, проходящие через руки журналистов, могут фигурировать во всех этих качествах. Даже если текст не был напечатан, он относится к разряду писем граждан. Когда редакция направляет читательскую корреспонденцию или публикацию в органы милиции или прокуратуры, ее материалы приобретают статус сообщений организаций или должностных лиц. Это важно иметь в виду журналистам аудиовизуальных СМИ – ведь законодательство не считает их публикации поводом для возбуждения дела (в документах упоминается только печать), зато телерадиокомпании в той же мере, что и газетные редакции, относятся к организациям.

Подобные нормы введены и в другие правовые акты. Так, по Закону «О федеральных органах налоговой полиции» эти органы обязаны принимать и регистрировать сообщения (включая публикации в печати) о налоговых преступлениях, милиция (согласно Закону «О милиции») должна принимать и регистрировать получаемую информацию о преступлениях. Однако юристы обращают внимание на то, что законодатель не обязывает правоохранительные органы изучать периодику для обнаружения информации о преступлениях^[12]. Может сложиться парадоксальная ситуация: общественность широко обсуждает разоблачительную публикацию, а ход делу не дается. Избежать казуса несложно, если редакции установят порядок обязательной рассылки публикаций и писем заинтересованным учреждениям –административным и правоохранительным. Вопреки устоявшемуся мнению, органы власти и контроля проявляют заинтересованность в использовании журналистской информации. По следам выступления «Известий» Государственная дума утвердила комиссию по проверке фактов нарушения прав человека в следственных изоляторах МВД. Правительство России предложило СМИ направлять материалы о коррупции в его аппарате правоохранительным органам. Центр общественных связей Генеральной прокуратуры ежедневно готовит сводку публикаций СМИ о наиболее значимых нарушениях закона... От настойчивости журналистов зависит, насколько систематическим и результативным станет это взаимодействие.

Отношения СМИ с судом и следствием. В рамках этой обширной тематики мы остановимся, с одной стороны, на обязанности редакции предоставлять запрашиваемые материалы (в частности полученные конфиденциально) и, с другой стороны, на оглашении следственной и судебной информации.

Первый вопрос не имеет однозначного ответа. Журналист сохраняет в тайне источник информации из этических соображений, а также, чтобы не утратить его доверие и готовность к дальнейшему сотрудничеству. Таким образом, корреспондент стоит перед необычайно трудным выбором между законопослушанием и профессионально-этическими обязательствами. Во всем мире защита источников журналистской информации воспринимается как деликатная проблема, требующая к себе специальных подходов. В США, например, более половины штатов ввели в действие законы, предоставляющие сотрудникам СМИ относительные или абсолютные права не раскрывать сведения, полученные конфиденциально. Сажать журналиста в тюрьму за отказ сообщить известные ему сведения там считается «не по-американски», суды редко пытаются заставить журналистов говорить, а те, соответственно, не спешат делиться своими сведениями^[13].

В России уголовно-процессуальное законодательство позволяет правоохранительным органам истребовать у редакции материалы, связанные с публикацией, которая дает повод для возбуждения уголовного дела. Разрешается также получать от журналистов письменные объяснения, вызывать их для беседы.

Вопрос, однако, в том, возбуждено ли уже дело или идет лишь предварительная проверка сообщения о деянии, имеющем признаки преступления. В ходе доследственной проверки на журналисте не лежит обязанность предоставлять материалы, давать объяснения, являться в милицию по вызову и т.п. Меры принуждения в данном случае не предусмотрены. Буквально: право затребовать информацию есть, а обязанности открывать ее – нет. Отношения складываются принципиально иначе, когда уголовное дело возбуждено. Здесь у работников СМИ появляется юридическая обязанность удовлетворять требования следствия. Положения Закона «О средствах массовой информации» о защите конфиденциальности сведений утрачивают силу, поскольку производство по уголовным делам ведется в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством, и ему отдается приоритет. В свою очередь представители следствия получают дополнительные права: им разрешается производить обыски в редакции и изымать необходимые документы, причем при отказе журналиста выдать материалы добровольно они изымаются в принудительном порядке. Принуждение допускается и при неявке журналиста на допрос в качестве свидетеля. Обратим все же внимание на то, что обыск или выемка документов могут совершаться не иначе как на основании специального постановления, и будет совсем не лишним познакомиться с ним, прежде чем начнется, скажем, обыск в служебном кабинете.

Теперь представим себе, что работники СМИ и правоохранительных органов меняются местами: журналистам стала известна информация о ходе предварительного следствия или судебного разбирательства. Здесь также есть нюансы, которые сказываются на мере свободы корреспондента в оглашении фактов. В общих чертах действуют такие же правила, что и при работе с государственной тайной, – ведь информация о следствии относится к числу охраняемых законом тайн. Если журналист был допущен к ней официально (с письменного разрешения следователя или прокурора), то он несет уголовную ответственность за предание ее гласности – об этом его специально предупреждают. Прокуратура может сознательно рассекретить какие-либо сведения для публикации – в форме интервью, пресс-конференции и т.п. Тогда ответственность за разглашение целиком ложится на нее. Но как быть, если разрешения на публикацию не было, а информация все-таки попала в руки репортера? Вспомним, как решался подобный вопрос в связи с государственной тайной: отвечать за ее обнародование приходится людям, которым она доверена по службе. Думается, что и при оглашении секретов следствия в действиях журналиста нет состава преступления – если его никто не поставил в известность о том, что материалы являются закрытыми для печати.

В изучаемой нами теме есть один сюжет, который обычно рассматривается как классическая журналистская ошибка. Речь идет о преждевременном – до судебного решения – объявлении человека преступником. Действительно, только приговор дает официальные основания вместо слов «обвиняемый», «подозреваемый», «подследственный», «подсудимый» написать или произнести в эфире: «преступник». Между прочим, журналисты излишне торопятся назвать преступлением и само происшествие, не вникая в то, что далеко не всякий проступок можно именовать этим термином. Он используется в уголовном праве, но не применяется в административном или гражданском. Кроме того, требуются немалые усилия следствия и суда, чтобы констатировать, что в происшествии есть так называемые событие и состав преступления, предусмотренные определенными статьями законодательства.

Вернемся к журналистскому приговору. Без долгих дискуссий ясно, что прессе не даны полномочия его выносить. Но остается вопрос о том, есть ли в юридическом смысле вина судебного репортера, если он все-таки сделал это. По многолетней традиции считалось, что преждевременно называя человека преступником, журналист нарушает принцип презумпции невиновности и, стало быть, должен нести ответственность. Однако углубленный анализ этой проблемы, проведенный в Судебной палате по информационным спорам, привел к другому решению. Журналист не относится к категории лиц, которые полномочны ограничивать права и свободы граждан (в сравнении, например, с прокурором или офицером милиции). Значит, он не может юридическими средствами повлиять на право человека считаться невиновным– следствие и суд не зависят от его высказываний. Значит, далее, он не посягает на презумпцию невиновности, а всего лишь публично высказывает суждение о персонаже своего материала.

Однако законодательство по-прежнему стоит на страже чести и достоинства граждан, а именно на них покушается скорый на приговоры репортер. Даже если подозреваемый действительно совершил преступление, но это еще не признано в судебном порядке, он может инициировать возбуждение дела о клевете (по уголовному праву) или защите чести и достоинства (по гражданскому праву). Опытные профессионалы выработали строгие каноны поведения, точно определив круг своей компетенции. В этической декларации Гильдии судебных репортеров (группа журналистов, постоянно освещающих судебные и досудебные процессы) записано: «Приговоры о виновности либо невиновности... выносит только суд. Вместе с тем презумпция невиновности в юридическом смысле слова не препятствует журналистскому расследованию. Мы не выносим приговоров, но можем выдвигать обвинения, если обладаем для этого убедительными основаниями».

Журналистское расследование дел, которыми в то же время занимаются следователи или судьи, не запрещается законом и не ограничивается какими-либо специальными рамками. Более того, здесь открываются прекрасные возможности для сотрудничества СМИ и правоохранительных органов – в форме обмена информацией, взаимной моральной поддержки, а то и конструктивной партнерской критики. Нет запретов и на освещение деятельности судов, в том числе на критические отзывы о ней и о ее продукции – решений и постановлений. Поэтому по меньшей мере странно выглядят претензии некоторых представителей третьей (судебной) власти быть вне досягаемости для журналистского анализа. Редакция одной из дальневосточных газет проиграла дело по иску судьи. Как рассказали журналисты «Известий», вступившиеся за коллег, поводом для тяжбы послужила статья, в которой корреспондент подверг критике законность и обоснованность приговора, вынесенного под председательством автора искового заявления. По мнению стороны истца, журналист не имел права пересматривать решение суда. Но он и не занимался этим, поскольку не имел на то полномочий, а всего лишь высказал свои суждения и оценки, что гарантировано ему Законом «О средствах массовой информации».

Распространенный мотив претензий к газетчикам – давление на суд, которое они якобы оказывают своими «неуместными» публикациями. Давление и в самом деле запрещено. Но его не надо смешивать с объективным и доказательным анализом. В декларации Гильдии судебных репортеров давлением признается «такое комментирование хода следствия или суда, которое ведется неграмотно, без всяких аргументов, без предоставления слова обвинению или защите для изложения позиций обеих сторон. Недопустимо распространение о судьях, лицах, ведущих следствие или участвующих в деле, порочащих сведений, если они не имеют отношения к предмету публикации».

По особой формуле строится освещение судебных заседаний. В зале заседания распоряжается судья. Председательствующий на процессе, в частности, имеет право объявить его закрытым (по основаниям, предусмотренным в законодательстве), причем данное ограничение может распространяться как на все материалы дела, так и на их часть. Тогда представители прессы не будут допущены в зал заседания. Однако в принципе судопроизводство в России ведетсяоткрыто, а приговор всегда объявляется публично. Это означает, что если слушание не было объявлено закрытым, то никаких ограничений для журналистов вводиться не должно. Подчеркнем, что решение принимает судья, а не, скажем, охрана, которая лишь обеспечивает соблюдение не ею установленного порядка. Поэтому такие эксцессы, как выдворениекорреспондентов по инициативе милиции или изъятие у них аппаратуры, что случается время от времени, в корне противоречат закону.

За судьей закреплены и другие исключительные права. По его распоряжению запрещается фото- и киносъемка или видеозапись – и тогда в запасе у репортера остается блокнот. Делать записи и зарисовки на бумаге разрешается при всех обстоятельствах. В прессе некоторых стран судебные репортажи иллюстрируются рисунками, а не снимками: съемка в процессе слушаний там запрещена. Заметим попутно, что не стоит пытаться обмануть служителей Фемиды, делая скрытую съемку. Мало того, что вас удалят из зала и сорвется редакционное задание. Эти действия почти наверняка будут истолкованы как неуважение к суду, за что полагается еще более жесткое наказание. С другой стороны, именно суд может принять решение о демонстрации скрытой записи (фото-, видео- и др.) каких-либо событий, распространение которой в других условиях запрещено и которая, стало быть, обречена безмолвно пылиться в журналистском архиве.

Последнее замечание. Если в зале заседаний оспорить позицию судьи журналист фактически не в состоянии, то это не означает, что он беззащитен перед произволом по отношению к себе. Во-первых, существует механизм обжалования неправомерных действий и решений, нарушающих права и свободы граждан, – обжалования как в административном, так и в судебном порядке. Во-вторых, в распоряжении корреспондента находится мощное оружие гласности: как и всякий факт бюрократизма, закрытие дверей суда перед общественностью заслуживает критической публикации.

Право на ответ и опровержение. Законодательство предусматривает достаточно надежные механизмы самозащиты граждан в отношениях с прессой: ответ на публикацию, опровержение и возмещение морального вреда и убытков.

При первом знакомстве с нормативными документами может показаться, что эти механизмы работают по простой схеме. Однако приведение их в действие сопряжено с рядом обстоятельств, а невнимание к условиям их применения чревато для журналистов дополнительными неприятностями. Ответ – наиболее мягкая форма разрешения спора между редакцией и гражданином или фирмой. Согласно Гражданскому кодексу, право на ответ имеют граждане и юридические лица, в отношении которых СМИ опубликованы сведения, ущемляющие их права или охраняемые законом интересы. Имеются в виду личные неимущественные права и нематериальные блага (в противном случае речь шла бы о возмещении убытков). Эти понятия охватывают жизнь и здоровье, достоинство и доброе имя, деловую репутацию, личную и семейную тайну, право авторства и др. По сути дела, любое «прикосновение» к личности, а также к практике юридического лица способно возбудить у персонажа публикации обиду и желание оспорить высказывания автора. Этому активно помогают сами журналисты, с их небезобидными привычками. Чего стоит, например, неистребимое желание покаламбурить в связи с фамилией персонажа: из имени, которое стало как бы вторым «я» человека, конструируются клички, отнюдь не всегда приличного свойства.

Главный практический вопрос для редакции – стоит ли помещать на полосе или в эфире контрмнение обиженного человека. Лучше всего снять конфликт без публикации: внимательно выслушать разгневанного оппонента, принести ему извинения и т.п. Но если он все-таки настаивает на ответе? Редакции разрешается отказать в его опубликовании по многим основаниям: если «неугодные» сведения уже были ею опровергнуты, если заявитель обратился к ней спустя более года со дня распространения этих сведений, к тому же в тексте ответа должно быть точно указано, какие конкретно сведения имеются в виду, когда и как они были распространены, то есть предполагается соблюдение ряда формальных требований. В некоторых случаях редакция категорически обязана отклонить ответ: если он представляет собой злоупотребление свободой массовой информации, противоречит вступившему в силу решению суда или является анонимным. Но это особые обстоятельства, и встречаются они не так часто. В большинстве же ситуаций приходится делать собственный выбор: да или нет.

По нашему мнению, «да», как правило, предпочтительней, даже когда заявитель не абсолютно строго соблюдает формальные требования. Возможность полемики заложена в демократической природе прессы, и, кстати сказать, законодательство о СМИ пронизано идеей плюрализма. Тем более важно помнить об этом в связи с деликатной сферой личных интересов. Авторитет редакции только укрепится, если она будет демонстрировать свою открытость для разнообразных суждений и уважение к правам человека. Помимо нравственно-этических соображений есть и вполне прагматические доводы в пользу «да». Отказ в ответе подлежит обжалованию в судебном порядке, и нет гарантий, что редакция выиграет дело.

Вот противоречивая ситуация. Закон «О средствах массовой информации» допускает, что право на ответ возникает, в частности, при распространении не соответствующих действительности сведений. Но, по мнению специалистов, надо руководствоваться Гражданским кодексом, где называется только ущемление прав и интересов^[14]. Значит, следуя букве закона, при искажении в публикации фактов редактор не обязан публиковать ответ. Однако для суда распространение недостоверных сведений как раз служит одним из оснований принять исковое заявление об опровержении или клевете. Фактические неточности лучше устранять незамедлительно, да еще и с извинениями перед пострадавшей стороной. Для этого в очередном выпуске газеты или телепрограммы надо дать рубрику «Поправка», появление которой снизит вероятность потенциального конфликта.

В качестве ответа печатается текст, представленный гражданином или организацией, за их подписью (в эфире разрешается дать им возможность зачитать текст). Это очень существенное обстоятельство. Редакция не признает за собой нарушение закона – она лишь идет навстречу обиженной стороне. Опрометчиво поступают в тех СМИ, где добровольно помещают рубрику «Опровержение» и снимают авторскую подпись. Тем самым они не предотвращают апелляцию к суду, а наоборот – создают для нее дополнительные основания. Наконец, предоставляя слово оппоненту, редакция сохраняет шансы отстаивать свою позицию. Во-первых, начиная со следующего после ответа выпуска СМИ разрешается помещать «ответ на ответ». Во-вторых, уже одновременно с ответом можно опубликовать редакционный комментарий к нему. Остается только взвесить – поможет это делу или раздует ненужный скандал.

Порядок работы журналистов с опровержением почти полностью совпадает с правилами публикации ответа. Однако не только последствия публикации опровержения, но и основания для него другие. Необходимо, чтобы в материале СМИ присутствовало сразу несколько признаков: сведения распространены (практически это значит –опубликованы), они не соответствуют действительности, они порочат честь, достоинство и деловую репутацию (для юридического лица – только деловую репутацию, поскольку честь и достоинство не могут принадлежать организации). Список признаков больше, чем необходимо для ответа, а сфера действия меньше. Из нее очевидным образом исключаются обоснованные критические выступления прессы – ведь они соответствуют действительности, даже если наносят ущерб достоинству или деловой репутации. В то же время порочащей признается лишь та информация, которая и недостоверна, и содержит утверждения о нарушении законодательных или моральных норм. Скажем, фельетонист построил материал в форме пересказа снов, которые якобы видит губернатор области: ничего зазорного в том, что человеку по ночам являются сновидения, разумеется, нет. Сообщение о привычках человека – пусть и необычных, и неприятных для окружающих, но укладывающихся в рамки морали – не относится к категории порочащих сведений.

Вместе с тем зона действия опровержения не так уж и узка. Она вбирает в себя наряду с фактологической информацией оценку, которую пресса дает фактам поведения или самой личности человека (фирме, организации).

Некоторый простор для маневра дает журналистам толкование понятия «сведения». По определению Верховного Суда РФ, оно в данном контексте означает «утверждение». Значит, предметом разбирательства не могут стать те фрагменты публикации, которые содержат журналистские предположения и догадки. Полезно знать об этой детали, и умело ею пользоваться – иногда на ней, как на последней надежде, держится самозащита журналиста. В некоторых ситуациях спасительным оказывается даже единственное слово («кажется», «думается», «по-видимому» и т.п.), предупреждающее читателей о том, что редакция не настаивает на окончательной версии событий. То же касается публикации слухов. Закон «О средствах массовой информации» запрещает их распространение под видом достоверной информации – значит, необходимо упомянуть, что в материале фигурируют именно слухи, а не проверенные журналистом факты.

Как показывает практика, СМИ нередко проигрывают судебные дела, и им приходится публиковать опровержение. Это неприятная, но в материальном смысле не разорительная операция. Однако, согласно Гражданскому кодексу, онабывает сопряжена с возмещением истцу убытков и морального вреда, что может пробить гигантские бреши в бюджете СМИ. Обратим внимание на то, что Закон «О средствах массовой информации» предусматривает возмещение только морального (неимущественного) вреда, об убытках здесь не говорится. Значит, данная норма относится лишь к гражданину, поскольку юридическое лицо не может испытывать физических и нравственных страданий, которые и составляют моральный вред. Убытки же в результате небрежных действий журналистов несет любая фирма или организация. Под ними понимаются, в частности, расходы, которые произведены или должны быть произведены для восстановления нарушенного права, утрата или повреждение имущества, а также неполученные доходы (упущенная выгода). Правда, перед истцом возникает задача показать, какие именно убытки он несет в связи с распространением недостоверной информации: например, потрачены дополнительные средства на рекламу оболганной компании, сорваны намечавшиеся сделки и т.п.

Иногда компенсация за моральный вред оценивается истцом в смехотворных, символических цифрах – 1 рубль, а в других случаях поднимается до нескольких миллионов. Однако заявленная пострадавшим сумма совсем не обязательно будет подтверждена судом – он сам решает, во что обойдется редакции возмещение морального вреда. По сложившейся практике, компенсация обычно соотносится с реальными доходами СМИ (например, доходами от разового тиража издания), но это правило не подкреплено законодательно, и нет гарантии, что проигранное дело не ляжет на редакцию непосильным финансовым бременем.

В заключение – краткая справка о тех инстанциях, в которых могут рассматриваться конфликты между прессой и гражданами или организациями. Преобладающая часть неправомерных решений и действий, связанных с учреждением СМИ и ограничением доступа к информации, обжалуется ими в судах общей юрисдикции – районных народных, городских, областных. Здесь же, как правило, рассматривается и большинство исков к журналистам. Экономические споры, в которые бывает вовлечена редакция, разрешаются в арбитражных судах. В России нет института омбудсмена по вопросам печати, который введен во многих государствах Европы, но действует подобная ему структура – Судебная палата по информационным спорам. Она носит статус государственного органа при Президенте страны, однако не входит в состав президентской администрации. В то же время она не входит и в официальную судебную систему, в частности, в ее распоряжении нет механизма принуждения к исполнению своих решений – они исполняются добровольно теми лицами и организациями, к которым обращены. В компетенцию Палаты входит также этика массово-информационного обмена. Обратиться в нее с заявлением может, по существу, любая заинтересованная сторона, в том числе отдельные граждане. Деятельность судебной системы сочетается с активностью общественных фондов и организаций, специально созданных для защиты информационных прав и свобод: Фонда защиты гласности, Комиссии по свободе доступа к информации, Национального института прессы и др.