25. Литература русского зарубежья.

Возникновение русского зарубежья связано с первой волной эмиграции, пик которой пришелся на конец 1910-х—начало 1920-х гг. «Русские изгнанники сыграли уникальную и, к сожалению, до конца все еще не оцененную роль в достижениях человеческой цивилизации XX века». Среди них были выдающиеся писатели, философы, художники, ученые, прославившие свои имена в разных областях знания. И эмиграция была воспринята большинством как национальная трагедия. Владислав Ходасевич писал: «Русская литература разделена надвое. Обе ее половины еще живут, подвергаясь мучительствам, разнородным по форме и по причинам, но одинаковым по последствиям»4.

Вторая волна эмиграции явилась реакцией на войну 1941 — 1945 гг., продолжившись и в послевоенные годы (время «оттепели»). Третья волна связана с диссидентским движением в СССР, когда страну вынужденно покидает часть творческой интеллигенции (1960—1980-е гг.).

ЛИТЕРАТУРА РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ 1920-1930-х ГОДОВ (ПЕРВАЯ ВОЛНА)Среди достаточно большого количества центров русского рассеяния (Берлин, Париж, Прага, София, Белград, Харбин и др.) традиционно «столицами» считаются Берлин и Париж. Их роль в жизни русского зарубежья далеко не равнозначна. В 1920—1924 гг. ведущим интеллектуальным и литературным центром был Берлин, а центром политическим — Париж.

В те годы в Берлине выходило достаточно много русских газет и журналов. Наряду с сугубо эмигрантскими изданиями («Руль», «Голос России», «Дни», «Время», «Грядущая Россия» и др.) здесь выходили и просоветские «Новый мир» и «Накануне». Уже это позволяет говорить о том, что особенностью берлинского периода русского рассеяния было относительно свободное общение между эмигрантскими и советскими авторами — русское культурное пространство еще ощущалось единым, нерасчлененным.С 1923 г. в Берлине был открыт Клуб Писателей, в рамках которого тоже встречались советские и эмигрантские авторы. Одним из свидетельств такого положения дел был выпуск в Берлине журнала литературы и науки «Беседа» (1923—1925), задуманного Горьким как издание, ориентированное на российского читателя. Кроме Горького, в издании журнала принимали участие Б.Ф. Адлер, А. Белый, Ф.А. Браун и В. Ходасевич. Журнал преследовал «просветительские» цели, намереваясь восполнить ту духовную лакуну, которая образовалась в Советской России. Вышло семь номеров журнала. Публиковались произведения самого Горького (рассказы, очерки, заметки, воспоминания), а также проза, стихи, переводы, критические и научные работы А. Блока, А. Белого, Ф. Сологуба, В. Ходасевича, А. Ремизова, Л. Лунца, В. Шкловского, Вл. Лидина, К. Чуковского, Н. Оцупа и др.Постепенно относительно благополучная берлинская жизнь русского рассеяния была нарушена, и столица Германии потеряла статус литературной столицы русского зарубежья. Центром интеллектуальным и политическим стал Париж, Большинство эмигрантов воспринимали берлинскую жизнь как место временного изгнания, они были уверены в близком падении советской власти и в своем скором возвращении на родину. Но этому не суждено было сбыться. Поэтому переезд в Париж митрополита Евлогия, управляющего Русской зарубежной церковью в Западной Европе, многими был воспринят символически — уже к концу 1923 г. переселение русских эмигрантов из Берлина в Париж стало массовым. в Париже возникли и выходили крупнейшие периодические издания — от ежедневных газет до «толстых журналов»3. Многие издания выходили недолго, наиболее жизнеспособными и известными были газеты «Последние новости» и «Возрождение».«Последние новости» (1920—1940) стали самой «долговечной» из эмигрантских ежедневных газет. Она начала выходить как сугубо информационный орган под редакцией бывшего киевского присяжного поверенного М.Л. Гольдштейна. В 1921 г. «Последние новости» перешли в руки республиканско-демократической группы партии Народной свободы и стали органом Республиканско-демократического объединения. "Последние новости" продолжали за рубежом традицию русской печати — не только ежедневно сообщать новости, но давать "пищу для души", уделяя большое внимание вопросам публицистическим и просветительским. Читатели четверговых номеров могли познакомиться с образцами прозы И.А. Бунина, Б.К. Зайцева, А.И. Куприна, М.А. Ал-данова, М.А. Осоргина, А.М. Ремизова, В. Сирина (В.В. Набокова), Н.А. Тэффи, Н.Н. Берберовой и др.; с поэзией К.Д. Бальмонта, Г.В. Иванова, И.В. Одоевцевой, Д. Кнута и др.; с публицистикой и литературной критикой В.Е. Жаботинского, А.М. Кулишера, Е.Д. Кусковой, Антона Крайнего (З.Н. Гиппиус), Г.В. Адамовича, В.В. Вейдле, В.Ф. Ходасевича и др.Своеобразным посредником между эмигрантской и советской литературами была, конечно же, русская классика, которой на страницах «Последних новостей» уделялось самое пристальное внимание. газеты «Возрождение».Нет ничего удивительного в том, что художественная проза «Возрождения» имела ярко выраженный православный характер, которому больше всего соответствовало творчество И. Шмелева и Б. Зайцева, произведения которых регулярно появлялись на страницах газеты и снискали признание ее критиков. Говоря об общественно-литературной жизни русского зарубежья, нельзя не сказать о так называемых «толстых» журналах как одном из высших достижений русской журналистики XIX—XX вв. Это был журнал либерального направления с разнообразным, но направленчески выверенным содержанием. Первым таким изданием эмиграции стал журнал «Грядущая Россия», основанный в Париже в 1920 г., который совместно редактировали А.Н. Толстой, М. Алданов, Н. Чайковский и В. Анри. В журнале начали печатать свои романы «Хождение по мукам» А.Н. Толстой, «Огонь и дым» М. Алданов, здесь свои первые зарубежные стихи опубликовал В. Набоков, еще не пользуясь псевдонимом Сирин. На смену «Грядущей России» пришел журнал «Современные записки», выходивший с ноября 1920 по ноябрь 1940 г. с непостоянной периодичностью (всего 70 номеров), — необычно долго для изданий русского рассеяния.«Современные записки» — самый крупный и влиятельный журнал-долгожитель русской эмиграции «первой волны», в котором были напечатаны художественные произведения, публицистические и литературно-критические работы практически всех сколько-нибудь заметных литераторов, не принадлежавших к крайне правому лагерю. Значение этого престижнейшего для эмигрантов журнала трудно переоценить. В отличие от «Грядущей России» журнал «Современные записки» был в определенной мере политическим и даже отчасти партийным.журнал с самого начала объявил себя внепартийным и не стремился стать политическим органом. То есть политическое направление журнала можно определить как общедемократическое, антимонархическое и антибольшевистское.

насущная для русской эмиграции первой волны проблема взаимоотношения различных поколений и направлений особенно обострилась на страницах «Современных записок», заметнее всего это стало в 1930-е гг., когда окрепло «молодое поколение» эмигрантских писателей, которым часто не находилось места в журнале. ПРОЗАИКИ СТАРШЕГО ПОКОЛЕНИЯ

ИВАН БУНИНИван Алексеевич Бунин (1870—1953) покидает Россию 26 января 1920 г. на пароходе из Одессы, через Константинополь, Софию, Белград прибывает во Францию. Поселяются Бунины в Грассе, небольшом городке на юге Франции. Здесь и были созданы выдающиеся творения, открывающие читателям нового Бунина: «Окаянные дни», «Жизнь Ар-сеньева», «Темные аллеи».«Окаянные дни» (1928) — самое жестокое и трагическое произведение писателя, В «Окаянных днях» личное отступает на второй план, доминирует же почти болезненное «вглядывание» в происходящее, стремление распознать в нем грядущее. Бунин, воспринимающий случившееся с Россией как личную трагедию, поднимается над частным, мелким и бытовым. В «Окаянных днях» почти нет деталей личной жизни писателя в этот период, нет упоминаний о близких, о распорядке дня и т.п. — всего того, что традиционно составляет содержание дневника.Дневниковая форма, избранная Буниным, дает возможность запечатлеть хронику событий, которая складывается из многочисленных газетных информации, последних новостей, передаваемых друг другу слухов, уличных реплик. Содержанием дневника становятся сведения, почерпнутые из газет. Происходящее рисуется и оценивается Буниным как «помешательство», «повальное сумасшествие», «балаган».. Это книга об истерзанной, поруганной, залитой кровью России, о ее конце, погибели Эта книга стала «документом» эпохи, достоверно, страстно и масштабно запечатлевшим трагедию гибели старой России, «плачем» по ней и одновременно прощанием. Живя в эмиграции, Бунин находит утешение в «погружении» в прошлое, возвращаясь памятью в счастливые времена детства и юности. Так появляется роман «Жизнь Арсеньева» (1927—1933).

Роман состоит из пяти книг, объединивших — при небольшом объеме — сто семь глав. запечатлены «четыре эпохи развития» героя: младенчество, детство (I книга), отрочество (II, III книги), юность (IV книга), молодость (V книга).

Сюжетная динамика при событийной ослабленности достигается в романе напряженностью внутренней жизни Алеши Арсеньева, обостренностью восприятия окружающего, его особой чувствительностью и силой переживаний. И.А. Бунин находит наиболее точный, отвечающий замыслу принцип повествования: не хронология жизни героя, а процесс пробуждения памяти.

С пробуждением памяти восстанавливается процесс первооткрытия окружающего мира, закрепленного в воспоминаниях-«вспышках»:

Переход из детства в отрочество сопровождается формированием самосознания героя. Преобладание к концу первой книги голоса взрослого повествователя обусловлено воссозданием этого процесса.

Во второй книге, сюжет которой внешне организуется годами учебы Алеши в гимназии, раскрывается процесс пробуждения национального самосознания героя. В третьей книге романа, запечатлевшей интенсивное духовное развитие Алеши, пробуждение в нем творческой личности, в большей мере представлена позиция самого героя, выражающаяся с предельной искренностью и закрепленная в исповедальной повествовательной манере. Четвертая книга о «последних батуринских днях» воспроизводит вступление героя во взрослую самостоятельную жизнь, сопровождающуюся переездами Алеши с места на место, поисками заработка. Главным событием юности Алексея становится его любовь к Лике. Пятая, заключительная книга «Жизни Арсеньева», печатавшаяся отдельно под собственным названием «Лика», занимает особое место в романе.

Рассматривая пятую книгу как органичную часть романа, отличающегося сюжетно-композиционным единством, следует признать, что сюжетное действие (при событийной ослабленности в предыдущих четырех книгах) здесь достигает предельной концентрации, духовная жизнь героя — максимального напряжения, его любовные переживания и творческая одержимость — наивысшей точки.

Уникальность последней части романа заключается в настолько глубоком «погружении» автора в прошлое, что «законы памяти», организующие повествование в первых книгах произведения, перестают действовать, и это прошлое в преображенном виде предстает как новая реальность,

Известно, что в набросках романа встречается другое его название — «Книга моей жизни», однако в итоге автор дает заголовок «Жизнь Арсеньева». Эти заглавия в определенной степени отразили и жанровые «колебания» Бунина.

В 1933 г. И.А. Бунину была присуждена Нобелевская премия. В своей нобелевской речи писатель, воспринявший премию как важный знак судьбы, как запоздалое, но достойное признание его правды, В 1937 г. Бунин издает в Париже книгу '«Освобождение Толстого». Название трактата становится ключом к постижению великого писателя и мыслителя. «Освобождение Толстого» — не только памятник великому старцу, но и попытка ответить на самые важные вопросы, занимавшие писателя всю жизнь. Самое совершенное создание И.А. Бунина «Темные аллеи»- (1937— 1949) с момента своего появления вызывает неизменный интерес начиная с эмигрантских изданий и до публикаций 1990-х годов в отечественном литературоведении. «Темные аллеи» —' это не просто сборник рассказов, а единство более высокого порядка, свидетельствует архитектоника книги с ее делением на три части, которое предполагает внутреннее взаимосцепление рассказов каждой части.Сквозным в цикле выступает мотив дороги, и хотя он не возобновляется от рассказа к рассказу, но, повторяясь с определенной периодичностью, связывает их воедино. В поэтике цикла особая роль принадлежит контрасту,пронизывающему текст на всех уровнях. Благодаря ему создается особый ритм, организующий все повествование. «Темные аллеи» в контексте цикла раскрываются как название, вобравшее в себя множество смыслов, которые образуют мотивы, и все они связаны со сферой чувств двоих, Ее и Его. Любовь в произведении предстает сложным явлением, антиномичным и непостижимым. II. ВОЙНА И ЗАРУБЕЖНАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ВТОРАЯ ВОЛНА)

РУССКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ 1940-1960-х ГОДОВ: КУЛЬТУРА И ПЕРИОДИКА

О силе и культурной мощи такого явления, как «русское зарубежье», говорит один только тот факт, что у русской эмиграции было целых три волны — три потока, делающих эмигрантскую культуру жизнеспособной и во многом уникальной. «Когда в 1956 году историк русской зарубежной литературы Глеб Струве заявил, что литература русского зарубежья идет к своему неизбежному концу, он явно недооценил потенциал командно-административной системы в СССР. Усилиями аппарата в 60-х—начале 80-х годов была вызвана новая волна зарубежья. Русское поле в зарубежье засевалось вновь и вновь, и то, что было бы обречено на погибель здесь, Божьим промыслом возрастало на ниве зарубежной. Такова сила целостности русской культуры».

Во второй раз «русское поле в зарубежье» было обильно «засеяно» в период с 1940 по 1960 гг., получивший название второй волны русской эмиграции. Ее породила Вторая мировая война — это были в большинстве своем жители оккупированных территорий или военнопленные, возвращение которых на родину было связано с большим риском. Их отъезд за границу был вынужденным: как жители бывших оккупированных территорий они становились «перемещенными лицами» («ди-пи»), которые отправлялись в специальные лагеря в Германию и Австрию. Таких "перемещенных лиц" в Европе было около полумиллиона.

Наиболее крупный лагерь «ди-пи» находился под Мюнхеном. «В лагерях для «перемещенных лиц», обогативших русский язык словами "ди-пи" (или "дипист") и "дипийский", в Германии и Австрии и произошла первая встреча новой эмиграции со старой — в лице тех довоенных эмигрантов, довольно многочисленных, которым удалось бежать от наступавшей Красной Армии из стран к востоку и юго-востоку от Германии (главным образом из Чехословакии и Югославии, а также из бывших прибалтийских государств). Таким образом частично старая эмиграция разделила участь новой, что само по себе способствовало сближению. Первый период новоэмигрантской литературы характеризуется лагерными устными газетами, гектографированными издания-

ми, нерегулярно выходящими и печатающимися на дрянной послевоенной бумаге газетами и журнальчиками. История этого "героического" периода новоэмигрантской литературы еще будет написана».

Неудивительно, что первым центром «новой эмиграции» был именно Мюнхен, где находились многочисленные организации русских эмигрантов: Национально-Трудовой Союз (НТС), Центральное объединение политических эмигрантов из СССР (ЦОПЭ) и др. Вторая волна эмиграции дала русской литературе много творческих людей. Это поэты И. Елагин, О. Анстей, В. Завалишин, Н. Бернер, Б. Нарциссов, И. Чиннов и др.; прозаики Л. Ржевский, А. Марков, В. Юрасов, Б. Ширяев, С. Максимов и многие другие. Произведения «новоэмигрантских» авторов публиковались в периодических изданиях, количество которых, впрочем, было несопоставимо с изданиями первой волны. Так, Национально-Трудовой Союз в 1946 г. начинает издавать «журнал литературы, искусства, науки и общественно-политической мысли» «Грани», первые три номера которого вышли в Германии в лагере для перемещенных лиц в Менхегофе. Авторами журнала были, как правило, эмигранты второй и третьей волн (журнал выходит по сей день), но до середины 1960-х годов в издании активно печатались писатели и первой волны. В 1951 г. в Мюнхене стало выходить еще одно издание второй волны — «Литературный современник. Журнал литературы и критики» (1951—1952, № 1—4), на страницах которого была широко представлена советская литература (Б. Пильняк, А. Воронский, О. Мандельштам, И. Бабель, Б. Пастернак, Ю. Олеша и др. — в специальном разделе «Голоса погибших»). В журнале существовал сильный критический раздел, где публиковались статьи «новоэмигрантских авторов» о советской литературе: «Есенин и Маяковский» В. Завалишина, «Мысли о Пастернаке» О. Анстей, «Анна Ахматова (опыт анализа)» Л. Ржевского и др. Литераторов первой волны в журнале было очень мало, но гораздо более весомо их творчество представлено в вышедшем через три года одноименном литературном альманахе (Литературный современник. Альманах: Проза, стихи, критика. Мюнхен, 1954), в который вошли проза А. Ремизова, Г. Гребенщикова, И. Сабуровой, воспоминания Ф. Степу-на, стихи Г. Иванова, Г. Адамовича, В. Злобина, И. Чиннова и др. Также в Мюнхене с 1958 г. стал выходить журнал «Мосты» (1958— 1970; с 1965 г. — непереодический альманах), который создавался как издание, призванное консолидировать творческие силы второй волны русского зарубежья, произведения ее представителей (И. Елагина, Л. Ржевского, И. Чиннова, О. Анстей, К. Померанцева) были широко представлены на страницах журнала. Как и в «Литературном современнике», в «Мостах» довольно много внимания уделялось советской литературе . в Париже издавался литературно-политический журнал «Возрождение» (1949—1974), продолживший основную идейную направленность («либеральный консерватизм») одноименной газеты, выходившей в Париже с 1925 по 1940 г.

На страницах «Возрождения» тоже произошла встреча двух волн «русского рассеяния» — здесь публиковались тексты И. Бунина, А. Ремизова, Б. Зайцева, И. Шмелева, Д. Мережковского, 3. Гиппиус, Н. Тэффи, Ю. Одарченко, Анри Труайя (Тарасова), Е. Яконовского, И. Лукаша, А. Ренникова, В. Смоленского, Ю. Иваска, Е. Гагарина, 3. Шаховской, Л. Червинской и др. Особенный интерес представляют опубликованные в журнале мемуары — дневники 3. Гиппиус, воспоминания Н. Байкалова, М. Ковалевского, Л. Врангель, Н. Тэффи, А. Кашиной-Евреиновой, графини А.В. Толстой, последней дочери русского классика А.Л. Толстой и др. Разнообразностью и глубиной отличался критический раздел издания.

Вторым — и главным — центром второй волны русского зарубежья стала Америка, прежде всего Нью-Йорк, являющийся, пожалуй, самым космополитическим городом мира и до сегодняшнего дня.

В Америке, таким образом, тоже встретились две волны эмиграции, так как именно туда смогли перебраться, спасаясь от фашистов, многие деятели культуры и общественной жизни «первой диаспоры» — М. Алданов, М. Цетлин, В. Набоков, Н. Авксентьев, М. Вишняк, В. Зензинов, А. Керенский, Г. Федотов, Ст. Иванович, Р. Гуль и др.В 1942 г. в Нью-Йорке произошло событие, во многом ставшее и остающееся знаковым не только для литературы русского зарубежья, но и для всей русской культуры в целом: был основан «Новый журнал». «Новый журнал» не случайно считается прямым наследником такого крупнейшего литературного журнала русской эмиграции, как «Современные записки». Это подчеркивается целым рядом общих черт: внешний вид издания, состав сотрудников, структура (в «Новом журнале» были отделы «Литература и искусство», «Воспоминания и документы», «Политика и культура» и др.) и, конечно же, общая его направленность. Обращает на себя внимание то постоянство, с которым редколлегия нового издания следовала тем принципам, которые исповедовали создатели «Современных записок» — максимальная толерантность в сочетании с общекультурной направленностью. Ни один из многочисленных редакторов «Нового журнала» не упускал возможности подчеркнуть эту позицию в программных заявлениях.Своеобразным продолжением традиций журнала-предшественника стали и имена знаменитых эмигрантских литераторов и мыслителей, произведения которых украшали страницы «Нового журнала». Это М. Алданов, И. Бунин, Д. Мережковский, Б. Зайцев, 3. Гиппиус, М. Цветаева, Г. Иванов, А. Ремизов, Г. Газданов, Б. Тимерязев, Н. Берберова, Ф. Степун, Н. Бердяев, В. Зеньковский, Н. Лосский, Г. Федотов, Л. Шестов, С. Франк, М. Вишняк и др. Примерно с 1945 г. активно начинают публиковаться писатели второй волны: Г. Андреев, П. Ершов, Н. Ульянов, И. Елагин, И. Чиннов, Г. Глинка, О. Ильинский, Д. Кленовский, В. Марков, Н. Моршен и др. Многие послевоенные советские эмигранты смогли опубликовать в «Новом журнале» свои мемуары о войне, сталинском терроре или просто о советских буднях.Тогда же, в 1942 г. в Нью-Йорке начал выходить литературно-художественный журнал — ежемесячник «Новоселье» (1942—1950), до этого выходивший в Париже. Журнал возглавляла поэтесса София Прегель, которая в свое время тоже сотрудничала с «Современными записками». Как и в предыдущих изданиях, в «Новоселье» ставилась, цель «объединения писательских сил на деле служения русской культуре», причем подчеркивалось дистанцирование от политики. В журнале печатались как писатели старшего поколения эмиграции (И. Бунин, Н. Тэффи, М. Алданов, А. Ремизов, Г. Адамович и др.), так и литераторы «второго поколения» (В. Мамченко, Ю. Мандельштам, Б. Божнев, И. Чиннов, Е. Бакунина и др.). Предпочтение в журнале отдавалось рассказам, стихам, статьям и воспоминаниям. Случались на страницах «Новоселья» и литературные открытия — именно здесь стали печатать произведения Б. Пантелеймонова.

ЛИТЕРАТУРНАЯ ЭМИГРАЦИЯ 1960-1990-х ГОДОВ (ТРЕТЬЯ ВОЛНА)

ПРОЗА

Литературу третьей волны, по справедливому утверждению Е. Зубаревой, точнее было бы называть «русской литературой периода изгнания». Прозаическое наследие третьей волны русского зарубежья, представленное произведениями А. Солженицына, В. Максимова, В. Некрасова, Г. Владимова, Ф. Горенштейна, А. Синявского, В. Войновича, А. Гладилина, Э. Севелы, А. Зиновьева, В. Аксенова, Ю. Мамлеева, Юза Алешковского, достаточно обширно, идейно и стилистически разнопла-ново, неоднородно.

Насильственно высланные или уехавшие по разным причинам: личным, творческим, политическим, они так же болезненно, как и их предшественники, переживали смену гражданства, но тем не менее, в отличие от эмигрантов первой и второй волн, у них, по утверждению А. Синявского, было одно «преимущество»: «...Мы не воспринимаем, что современная Россия от нас отрезана, что она совершенно другая по сравнению с нами. Скажем, от того, что я приехал сюда, а Даниэль остался там, ничего принципиального не изменилось. И наши взаимоотношения таковы же, и наши восприятия. И поэтому не было <...> той психологической стены, которая возникла между двумя разными мирами — миром эмиграции и миром метрополии». Вслед за А. Солженицыным многие возвращаются или живут на «два дома». С середины 1980-х годов литературу третьей волны начинает открывать для себя российский читатель. В этой связи понятие эмиграции в применении к писателям третьей волны оказывается достаточно условным, так как, несмотря на выезд за рубеж, они сохранили связь с литературным процессом «метрополии». Если вопрос о литературной самобытности третьей волны остается дискуссионным, то тезис об идейном, тематическом, жанровом родстве литературы «диаспоры» и «метрополии» поддерживается и писателями, и исследователями их творчества3.

Можно обнаружить сходство проблематики в произведениях А. Солженицына, Г. Владимова и В. Гроссмана, В. Астафьева, В. Некрасова и Ю. Казакова, общее в художественных исканиях Ю. Мамлеева и В. Маканина, В. Аксенова, В. Войновича и А. Кабакова, Т. Толстой, А. Кима; так, русские классики (Пушкин. Толстой, Достоевский, Чехов) и их творчество становятся предметом художественного осмысления Ф. Горенштейна, В. Максимова, Абрама Терца и А. Битова, В. Распутина, С. Залыгина и т.д. Ключевыми и для эмиграции, и для российской литературы 1970—1990-х являются, с одной стороны, слова «литература», «вечность», «завершенность» образа, «игра», «язык», а с другой — «жизнь», «настоящее», «открытость» образа, «подлинность», «реальность», «косноязычие», «немота»4. И все же некоторые отличия есть. Именно в эмигрантской среде появляется жанровая разновидность так называемого «романа отъезда» (Е. Тихомирова). Это, например, «Лифт» Милославского, «Вольный стрелок» Юрьенена, «Меня убил скотина Пелл» А. Гладилина, «В поисках грустного бэби» В. Аксенова, в которых иначе звучит тема родины, памяти, судьбы изгнанника. В эмигрантской литературе отталкивание от политико-идеологических догм и эстетических стереотипов советской литературы, начатое статьей «Что такое социалистический реализм» А. Синявского, было более осознанным; проза русского зарубежья в большей степени испытывала влияние западного культурного контекста. Отсюда насыщенность, стремительность литературного процесса, бум периодических изданий («Грани» и «Континент» в Германии, «Новый журнал», «Новое русское слово» в США и Германии, «Синтаксис» и «Ковчег» во Франции, «Эхо» и «Стрелец» во Франции и США, «Двадцать два», «Время и мы» в Израиле), интенсивный поиск новых художественных решений. В прозе можно выделить два основных направления: «"традиционный реализм", с одной стороны, "гротеск и абсурд" — с другой». Подобное разделение соответствует двум подходам, традиционно существовавшим в русской культуре: «учительному», проповедническому, и «артистическому». Наиболее яркими представителями обоих подходов, «полюсами... за которыми таятся две идеологии, две эстетики, две мен-тальности, каждая из которых... выросла из недр несвободного общества и преодолевала, и преодолевает — по-своему тяжкое наследство»6, названы А. Солженицын и А. Синявский. Продолжение и обновление реалистических традиций XIX в. связывают с прозой А. Солженицына, Г. Владимова, В. Некрасова, В. Максимова. Творчество А. Солженицына по праву считается «эпохой» в развитии отечественной литературы, философии, истории. Известность пришла с публикацией уже ставших классическими рассказов «Один день Ивана Денисовича» (1959, опубл. 1962) и «Матрёнин двор» (1959, опубл. 1964). Произведения близки идейно и стилистически. В обоих расска-

зах в центре внимания — «простой человек», его быт, его внутренний мир. Их содержание не сводимо к обличению системы. Читатели и критики отметили резкое отличие рассказов, особенно «Одного дня Ивана Денисовича», от соцреалистических канонов, рассказы возвращали «...к вековой традиции — к исследованию мироустройства в свете общечеловеческих ценностей, причем с очень существенным ориентиром: через осмысление места и роли в этом мироустройстве духовного опыта "простого (среднего, массового, рядового) человека", современника...»7. В рассказах сохраняется приверженность «служению реальности», соответствию так называемой исторической правде и изображению «жизни в формах самой жизни», но правда понимается и как правда о тоталитарном режиме, о взаимоотношениях государства и личности, о нравственном состоянии современного общества. И такая «правда» вступала в противоречие с официальной идеологией.От изображения быта и внутреннего мира человека Солженицын переходит к изображению духовной жизни современников: роман «В круге первом» (1955—1968), повесть «Раковый корпус» (1963—1967), а затем создает произведение, публикация которого смогла состояться только на Западе, — «Архипелаг ГУЛАГ» (1958—67, поел. ред. 1979). Это «опыт художественного исследования» структуры репрессивной системы советского государства, ее функционирования и результатов. Опираясь на традиции Л.Н. Толстого (эпичность, монументальность), Ф. Достоевского как автора «Записок из Мертвого дома» и А. Чехова с его «Островом Сахалин» (фактическая точность, документальность), Солженицын создает произведение, выходящее за рамки традиционных жанров, пограничное между художественной литературой и публицистикой, «энциклопедию советской каторги (исторический очерк, судьба отдельно взятого каторжанина, этнография ГУЛАГа, моральная роль каторги, хроника восстания)». В эмиграции (1974—1994) Солженицын написал более 150 публицистических произведений («Нобелевская лекция», «Речь в Гарварде» (1978), «Темплтоновская лекция» (1983), «Размышления над Февральской революцией» (1980—1983), «Как нам обустроить Россию» (1990) и др.), книгу воспоминаний «Бодался теленок с дубом. Очерки литературной жизни» (1967—1975, поел. ред. 1992), автобиографическое произведение «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания» (1978). В 1990-е автор возвращается к жанру рассказа («Молодняк» (1993), «Абрикосовое варенье», «Эго», «На краях» (1994) и др.).Но главным трудом, созданным на Западе, является 10-томная эпопея «Красное Колесо» (1969—1973, 1975—1990). Налицо жанровая полифункциональность «повествования в отмеренных сроках». Сам Солженицын называет «Красное Колесо» эпопеей, противопоставляя ее роману и роману-эпопее. Действительно, книга имеет «структуру, совершенно отличную от традиционного реалистического романа»9. Как и в случае с «Архипелагом ГУЛАГ», можно говорить о переосмыслении опыта Л. Толстого (эпический масштаб, принцип «сопряжения»), которому Солженицын давал высокую оценку как художнику, но подчеркивал, что как мыслителя он больше ценит Достоевского10. Основой композиции произведения являются «узлы» — переломные события, эпохальные моменты («Август Четырнадцатого», «Октябрь Шестнадцатого, «Март Семнадцатого», «Апрель Семнадцатого»). «Единственный герой эпопеи — это Россия». «Красное Колесо» — произведение экспериментальное: использование монтажного принципа организации текста позволило сочетать художественные главы с публицистическими («обзорными»), тяготеющими к художественному исследованию (СП. Залыгин), включать газетные материалы и эпизоды, построенные по драматургическому принципу. «Красное Колесо» становится одним из самых дискуссионных произведений в обширном литературном наследии Солженицына.