Вопросы для самопроверки:

1.Какие негативные тенденции в деятельности СМИ существуют на сегодняшний день? Поясните на конкретных примерах их суть.

2.Каким образом возможно уменьшить отрицательное воздействие СМИ?

3.Какие профессиональные журналистские организации имеют возможность контролировать деятельность журналистов и регулировать взаимоотношения внутри журналистского сообщества?

4.Что такое профессиональная этика журналиста?

5.Приведите примеры высказываний современных отечественных и зарубежных журналистов и исследователей СМИ на тему цензуры.

2. Познакомьтесь с мнением В. Тихомирова о феномене цензуры в России (Тихомиров В. А цензор кто? Чем дальше в демократию, тем больше хочется цензуры// Журналист. 2009. №7. С. 13-14.) и выскажите своё мнение относительно необходимости цензуры:

Опросы разных социологических служб по поводу цензуры бьют все рекорды: введение этого института тоталитарного общества жаждет 75-80% наших граждан. На ум приходят слова Максимилиана Волошина: «Вчерашний раб, измученный свободой – воспрянет, требуя цепей». Цепей или узды на СМИ требуют «простые» граждане – те, которые как раз и скупают всю многомиллионную желтую прессу и обеспечивают высокие рейтинги скандальным, с клубничкой телепередачам. Цепей требуют депутаты – как раз те, кто лоббирует законы, выгодные коррупционерам. И даже… немалая часть журналистов – тех, кто привык быть в стойле и не отвечать за свои слова… Подать сюда цепи! С ними надежнее! И мир станет нравственным. И спокойным. Как на кладбище.

О комиссарах, котелках и бдительности.

Демократия тем и ценна, что каждый может высказать свое мнение открыто. И ничего ему за это не будет. Вот и моя давняя добрая знакомая Мария Павловна Кириленко, бывший редактор Главлита, высказала свое мнение в книге «Цензура и пресса: записки редактора по охране государственных тайн в печати». Честно и откровенно высказалась о цензуре как «очень важном и нужном институте управления средствами массовой информации». Вечная спутница прессы. Добрая наставница журналистов. Проникновенные слова в адрес цензуры высказал ряд забайкальских журналистов. Некоторые работники цензуры ностальгически вспомнили даже отдельные эпизоды бдительности кадров, проявленные в бытность надзора за идеологической чистотой прессы. И, что характерно, никто эту книгу не подвергал цензуре! В отличие от советских времен, когда даже поздравление на открытке типография не печатала без штампа цензора.

Очень поучительную историю в книге вспомнил Владимир Степанович Поляков, журналист, редактор, партработник, какое-то время возглавлявший Читинское управление по охране гостайн в печати: «Так, к примеру, находясь в г.Чите, писатель Виктор Астафьев дал интервью, в котором слишком обобщенно охаивал нашу молодежь: и что работать не хотят, на уме одна пьянка да развлечения и т.д. Хотя в это время руками молодых строился БАМ, возводились новые заводы, ГЭС, миллионы юношей и девушек успешно трудились и учились. Была в словах писателя доля истины, разумеется, но ведь в семье не без урода, и мазать черной краской всю молодежь было несправедливо. Об этом мы и проинформировали партийные органы, а там было рекомендовано (!?-В.Т.) воздержаться от публикации этой части интервью писателя».

Вот это бдительность! Хотя… Не совсем так дело было. В то время я был зампредом Читинского телерадиокомитета и хорошо помню этот эпизод. Не за молодежь обиделась партийная номенклатура. Виктор Петрович высказался так: «Раньше комиссары со своим котелком шли к кухне последними, когда все бойцы наедятся, а нынешние «комиссары», партийные чиновники (дело было в начале 80-х годов), всех локтями расталкивают, чтобы лучший кусок урвать». Все знали, но мало кто говорил вслух о спецдачах, спецжилье, спецбуфетах, спецмагазинах, спецбольницах – для спецлюдей: партноменклатуры. Спасибо автору, что напомнил об этом случае. А то ведь мои молодые коллеги, студенты, когда речь заходит о цензуре, не представляют, что это за зверь на практике. И таких примеров уйма!

Помню, как цензор снял с полосы газеты, которую я редактировал, рассказ девочки-восьмиклассницы о том, какие красивые военные корабли увидела она на рейде в Новороссийске, где побывала с экскурсией. На мой недоуменный вопрос милейший начальник Управления по охране государственных тайн в печати Василий Иванович, вовсе не дурак, ответил: «Наша задача – не подтвердить, что на Черном море есть военный флот». В другой раз, по воле цензора, с полосы газеты слетела заметка об НЛО, который кто-то из читателей видел в небе над Кырой. Вспоминать можно и дальше. Даже один из руководителей цензуры Ф. Боронин написал записку высшему руководству страны, пытаясь доказать… нелепость существования цензуры: «В делах Главлита СССР можно найти немало цензурных анекдотов. И в наше время есть цензоры, которые запрещают называть траву «суданкой», мотивируя свое вмешательство тем, что эта трава иностранного происхождения и для опубликования требуется разрешение чуть ли не министра иностранных дел». Он просил отменить институт цензуры и эти функции передать редакторам. На это руководство страны не пошло. И мы, чтобы получить разрешение на публикацию заметки об НЛО, запрашивали… космическое ведомство.

Ладно, Виктор Астафьев был читинской партноменклатуре не по зубам – сделали маленькую пакость, интервью запретили. А вот когда замечательный читинский юрист и публицист Григорий Швец «неосторожно» высказался на собрании о недостатках в соблюдении наших же законов – доложили «куда надо», и человека надолго лишили права публичных выступлений.

Следящий за прессой обязательно видит, как инициируется «вал мнений» в защиту возрождения цензуры. Ладно, политики! Но хорошим тоном ностальгировать по цензуре стало у артистов (неужто забыли?), отдельных журналистов (еще более странно), деятелей культуры (ну, не понимаю!). А уж цензорам поплакать о прошлой своей власти – слаще меда. Но… Помню, певец Александр Розенбаум сразу в нескольких газетах и по ТВ дал интервью, где агрессивно потребовал возрождения цензуры. Почему? Его не устраивает уровень эстрады. Он кивает на президента Белоруссии Лукашенко, который гонит в шею этих горе-артистов. Было и у нас. Одним не давали эфиров, других изгоняли, третьи уезжали сами, если выпускали, четвертые замолкали навсегда. Можно, конечно, оставить одного Розенбаума, только ему хором петь не с кем будет.

И вот лучшие умы бьются, как возродить цензуру, не нарушив конституцию России? В Иркутске городская власть создала Комиссию по нравственности, которая теперь (!) пыталась запретить выступать заслуженному артисту России Борису Моисееву. Догадались, почему? В городе чуть не случились беспорядки. Благо, в комиссии оказалось несколько «безнравственных депутатов», которые воспротивились такому решению. Теперь комиссия ведет «борьбу за нравственность» в собственных рядах. У нас в Чите о такой комиссии пока не слышно, но потуги со стороны православной молодежи не пускать «артистов содомитов» уже наличествуют.

Секретные материалы Перечня.

Описанная выше идеологическая дикость воспитывалась именно цензурой. Главлит на практике выполнял идеологические функции. Слово «цензура» было запрещено. Охранялись исключительно гостайны. А тайны (так или иначе) были связаны с преступностью. У нас не могло быть проституции, наркомании, групповой преступности, катастроф и аварий. Наши флотилии не могли добывать молодняк китов (преступление уже государственное: то есть могли, но писать об этом было нельзя). У нас не могло быть забастовок (и тем более – расстрелов рабочих), исключались эпидемии, полеты НЛО, не было даже… «Перечня запрещенных сведений для опубликования в открытой печати»! То есть он был, но на нем стоял гриф «секретно», и ссылаться на него было нельзя.

Затушевывались все социальные язвы, запрещался серьезный анализ и (кошмар!) обобщения.

Чему учила цензура? Молчанию. Когда поливали грязью Сахарова и Солженицына, нужно было осуждать их (если прикажут осуждать). Если их не упоминали, всем нужно было молчать!

В газете (орган ЦК КПСС) опубликовали заметку о скандале Пугачевой (она «обобщала»: нелестно отозвалась не только о порядках в гостинице, но и о порядках в стране!). По Читинскому радио шел концерт по заявкам, звучали и песни Аллы. А граждане (дети цензуры) обрушили шквал возмущенных звонков в телерадиокомитет по поводу «пропаганды предательницы Родины». Жаловались потом в обком и даже в ЦК. Страна цензоров (ой, я, кажется, обобщаю).

Не ломитесь, дверь открыта.

Один читинский военный журналист, отчаянный сторонник цензуры, полемизируя со мной в прессе, в качестве «убийственного» аргумента сказал: «Даже великий Салтыков-Щедрин был в свое время цензором». Был, кто спорит. Хотя и настрадался сам от цензуры, став писателем-сатириком. Вот и Марина Павловна Кириленко, автор упомянутой выше книги, тоже прекрасный и талантливый человек. В бытность цензором не только не пыталась «топить» автора и меня, редактора, но искренне помогала обойти острые углы и сохранить для печати материал. И книгу свою подписала мне с добрыми словами.

Но речь не о людях, а о системе госконтроля над СМИ. Нужна ли она сегодня? Абсурд! Для возвращения цензуры нужна господствующая идеология, но она запрещена Конституцией РФ. Как выработать критерии цензуры в условиях плюрализма? Какое из убеждений и мнений выбрать в качестве эталона? Раньше цензуру содержала правящая партия, боролась «за чистоту идеологии и нравов», как она их понимала. А сегодня кто будет цензором? Кто?

Спикер Совета Федерации Сергей Миронов говорит о создании на ТВ «Советов нравственности». Это ж какого размера совет должен быть для обслуживания 100-120 каналов круглосуточного вещания? И где найти столько эталонов нравственности? Может, ангелов пригласить? Но и они, говорят, разные бывают.

А главное – ну, чего ломиться в открытую дверь! Есть Законы, в том числе Закон «О СМИ», которыми запрещены пропаганда межнациональной розни, антигуманных идеологий (фашизма и др.), тоталитарных сект, наркомании, терроризма, порнографии, кое-чего еще. Если СМИ нарушило закон – обращайтесь в суд, он решит.

Вот и все!

Но нет – подавай цензуру!

Государственные и коммерческие тайны охраняют специальные законы. Ответственность должны нести носители этих тайн, а не журналисты. А советы по нравственности… «Кто без греха из вас, тот первый пусть бросит камень»…

«Цензура бесполезна, вредна и унизительна».

Цензуру заклеймили все классики русской литературы, включая Пушкина, ее не признали все лучшие умы современности (кстати, пока Ленин был не у власти, он гневно клеймил царскую цензуру – правда, придя к власти, создал беспрецедентную цензуру печати). Цензуру запретила, наконец, ст.3 Закона о СМИ… Но время от времени появляется некто и стучит в двери истории: «Тук-тук». «Кто там?» «Это я, почтальон Печкин, принес новый секретный «Перечень» для вашего мальчика».

Знал бы великий английский просветитель 17 века Джон Мильтон, автор «Ареопагитики» (трактат о свободе печати), что через 350 лет после его знаменитой речи перед парламентом на карте мира обнаружится страна, где три четверти населения будет требовать цензуру! Знал бы –умер бы от великой скорби. Ибо еще в 1644 году Джон Мильтон провозгласил простые, казалось бы, вещи: «Цензура бесполезна, потому что зло и добро, ценное и вредное отличить бывает столь же трудно, как те смешанные семена, которые должна была разбирать по сортам Психея. Цензура вредна, потому что она выедает из печатного слова все то, что не соответствует невежественному пониманию цензоров. И что может быть более унизительно для человеческого достоинства, чем цензура? Ибо она заставляет взрослых и зрелых людей подчиняться часто не зрелым и конъюнктурным соображениям ведомств и людей. И потому цензура стоит не за истину, а против нее». Он сказал это 365 лет назад.

Нынешний наш президент Дмитрий Медведев тоже сказал простые и ясные слова: «Свобода лучше, чем несвобода». Хорошие слова, если учесть, что страна, которой он руководит, жаждет цепей.

3. Прочитайте выдержки из статьи Е.А. Воиновой «СМИ в контексте медиатизации политики» (СМИ в меняющейся России: Коллективная монография. М., 2010. С. 260 – 275.) и ответьте на вопрос: как соотносится журналистский идеал «свободы слова» с активным слиянием политической и медиа сфер?

Моновещание вертикали

Оценивая итоги телесезона 2007—2008 гг., генеральный директор НТВ Владимир Кулистиков отметил, что сезон для ведущих каналов был триумфальным: «Именно через них политический выбор элиты был воспринят и поддержан подавляющим большинством и стал выбором народа».

Односторонняя коммуникация, культивируемая российскими теле­каналами, представляет собой скорее монополию на право говорить и действовать от имени большей части общества. Это означает, что выст­роенное медиаполитическое поле блокирует элементы обратной связи и в определенный период транслирует только одно заданное мнение по той или иной теме. Широковещатели постоянно репрезентируют сим­волы, механически воспроизводят необходимые слова и действия по­литических субъектов, аккуратно встраивая их в имеющийся информа­ционный контент. Тем более что система собственности СМИ позволя­ет не допустить в массовое публичное пространство альтернативные позиции.

Отстроенность медийной системы является залогом сохранения имеющегося status quo в виде установления закрытой коммуникации. Как заметил председатель Совета Федерации Сергей Миронов, «государству необходимы СМИ, через которые оно может проводить свою информационную политику. Эти средства массовой информации должны обо­сновывать, разъяснять и защищать позицию государства по разным вопро­сам».

«Когда вы работаете в СМИ, — подтверждает главный редактор радиостан­ции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов, — вы стараетесь не затрагивать ин­тересы своих владельцев. Если ваш владелец — государство, то его интересы всюду, и у вас пространство для маневра очень маленькое».

На сегодняшний день государству напрямую принадлежат два круп­нейших телеканала — «Первый канал» и «Россия», которые делят меж­ду собой более 50% российской телевизионной аудитории. Принуди­тельная смена собственника НТВ в 2001 г. — канал был передан под­контрольной государству компании «Газпром-Медиа» — не только сделала его лояльным к существующей власти, но и окончательно утвер­дила роль государства на российском телевидении…

Аналогично выкуп акций канала РЕН ТВ, значительный объем эфи­ра которого при прежних владельцах — Ирене и Дмитрии Лесневских — составляли информационные и общественно-политические програм­мы, компаниями «Сургутнефтегаз», «Северсталь», а впоследствии и структурами, связанными с совладельцем банка «Россия» и другом пре­мьер-министра Владимира Путина Юрием Ковальчуком, привел к се­рьезному переформатированию программной сетки и заметному сни­жению критической тональности. Однако, как пишет газета «Коммерсантъ», являясь наиболее оппозиционным власти телевизионным ресурсом, телеканал РЕН ТВ, равно как и телеканал «Петербург — Пя­тый канал», которому в ноябре 2007 г. был присвоен федеральный ста­тус, и питерский канал «100 ТВ», входящий в «Балтийскую медиагруппу», подобно партии «Справедливая Россия», могут быть эффективно использованы в кризис в качестве «запасных».

Влияние государства на основной медиаресурс и, как следствие, исчезновение конкуренции в освещении политической жизни пpивeл к тому, что федеральные каналы механически воспроизводят точку зре­ния власти. Вместо политического дискурса, общественной эксперти­зы и открытых политических решений широковещатели предлагают ритуальные символические действия: заданная по принципам самоцен­зуры повестка дня заточена на «мелькание» образов «первых лиц», дей­ствия которых не разъясняются, а встраиваются в информационньп поток каждодневных встреч, поездок и всевозможных официальны) мероприятий…

Так, согласно данным мониторинга федеральных телеканалов, про­веденного Центром экстремальной журналистики и словацкой органи­зацией Мето-98 в 2006 г., в информационных выпусках подконтроль­ных государству телеканалов около 90% новостей было связано с дея­тельностью президента, правительства и партии «Единая Россия». Причем освещение событий с участием властей и, в частности, прези­дента Путина было или положительным, или, что реже, нейтральным (к примеру, на «Первом канале» в 99% новостных сюжетов в апреле — мае и в 88% в марте наблюдалась позитивная оценка деятельности вла­сти). Похожие цифры были зафиксированы и в 2008г.: 97% новостей «Первого канала», 98% новостей канала «Россия», 98,2% новостного вещания НТВ были связаны с освещением политической активности президента Медведева, правительства, администрации президента и партии «Единая Россия». Как и двумя годами ранее, тональность этого освещения была преимущественно позитивной: и Дмитрий Медведев, и Владимир Путин в целом заговорены от критического разбора их дея­тельности.

«Президент — это гарант Конституции, человек, которому доверено управ­лять страной, — говорит бывший главный редактор газеты «Твой день» Ти­мур Мардер, ныне генеральный директор ООО «Ньюс медиа — Украина» и главный редактор газеты «Жизнь» на Украине. — Поэтому мы должны его поддерживать — это наша гражданская позиция...». «У нас в стране есть президент, который за восемь лет сделал для страны очень много, — вторит Александр Любимов, телепродюсер и президент «Медиасоюза». — «Единая Россия» — это партия, которая представляет интересы Владимира Путина, избранного большинством населения. Я считаю, что что-то не показывать каналы имеют право. <...> Государство имеет право продвигать те партии, ко­торые поддерживают строительство этого государства с точки зрения госу­дарства»…

Из публичного поля выводятся «лишние» темы и «лишние» поли­тические фигуры. В частности, в 2008 г. освещению деятельности КПРФ — партии, претендующей на оппозиционность, было уделено 0,3% новостей на «Первом канале» и по 1% на каналах «Россия» и НТВ. Позиции постоянно критикующих власть «Яблока» и СПС были и вов­се исключены из информационного пространства, очерчиваемого фе­деральными тяжеловесами. Бывший президент Академии российско­го телевидения, телеведущий Владимир Познер прямо признал нали­чие ограничений: «Совершенно очевидно, что на федеральных каналах информация сильно фильтруется, контролируется. Все знают, что есть вещи, о которых говорить нельзя, и вещи, которые говорить нельзя».

При этом «выведенные» политические фигуры без особого труда за­мещаются «нужными», чьи ожидаемые слова легко встраиваются в удоб­ный и безопасный контекст. К примеру, политолог Лилия Шевцова ни­когда не попадет в программу Максима Шевченко на «Первом канале».

«Шевцову не зовут, а зовут Новодворскую, — отмечает Наталия Ростова, — чей образ и то, что и как она говорит, для некоторых людей дискредиирует понятие демократии...».

В этом отношении широковещатели занимают следующую позицию: если исключить нельзя, то следует исказить. Время от времени телека­налы действительно упоминают о существовании таких политических фигур, как Гарри Каспаров или Борис Немцов, но при этом дается та­кая оценка, что, по мнению Наталии Ростовой, «лучше бы и не упомина­ли». Когда в апреле 2007 г. в Москве проходила одна из самых массовых акций оппозиции, федеральные каналы «заметили» «Марш несоглас­ных» только ближе к вечеру. В конце концов, вышедшие новостные сюжеты, стилистически перекликаясь друг с другом, представляли ты­сячу «молодых и агрессивных экстремистов», которые прорывали оцеп­ление милиции и парализовали движение на Садовом кольце. Об участ­никах марша, жестких действиях ОМОНа, применяющего дубинки и растаскивающего людей по автобусам, а также задержании оппозици­онных лидеров в эфире не было сказано ни слова…

Все каналы закупорены, а медиатизированная политика сводится к колпаку повестки дня, транслируемой широкове-щателями. И нет ничего удивительного в том, что выступление премьер-министра Владимира Путина в Думе в апреле 2009 г. с отчетом о проде­ланной в 2008 г. работе по сути стало самым подробным рассказом о «Программе антикризисных мер Правительства РФ», которая реализу­ется уже не первый месяц. Телеканал «Россия» устроил «прямое вклю­чение» только во время выступления Путина. Ни один из основных фе­деральных каналов не вывел в прямой эфир ни вопросы депутатов пре­мьер-министру, ни выступления лидеров фракций. Отчет правительства превратился в ритуал наподобие всевозможных властных посланий об­ществу и Федеральному собранию…

Публичное искажение политики

Между тем проявление медиатизированной политики достаточно неоднородно. Степень информационного искажения напрямую зави­сит от реального состояния политической сферы.

Чаще всего, когда внутренняя политика выглядит вполне рутинной и развивается в рамках инерционного сценария, ее медиатизированное представление выстраивается в тесной связке с развлечением, время от времени разбавляемым вялой внешнеполитической риторикой. Фик­сация стабильности легко достигается за счет того, что российское те­левидение переключилось на развлекательный жанр, выводя за преде­лы публичного все острые вопросы.

«На фоне фрагментации телерынка победило развлекательное телевиде­ние, — заметил президент «СТС Медиа» Александр Роднянский, — и в це­лом мы все в той или иной степени стали похожи».

Но курс на преобладание развлекательного продукта и, как след­ствие, парализацию общественного мнения был выбран вполне созна­тельно. В 2007 г. президент «Медиасоюза» Александр Любимов, рассуж­дая о цензуре телевизионных трансляций ТЭФИ, когда, в частности, по его указанию были вырезаны речь Михаила Горбачева и слова Ирены Лесневской про «свободных людей в свободной стране», заметил: «Да все это несущественные вещи. Страна хочет смотреть развлекательное телевидение, например СТС, и вряд ли помнит, кто такой Горбачев. <...> Ака­демия российского телевидения не политическая организация, и когда теле­визионные академики пытаются высказывать свои политические взгляды, что­бы что-то разрушать, я не согласен».

Инстинкт самосохранения, фильтр негласных рекомендаций, умно­женные на ожесточенную борьбу за рейтинги, а следовательно, за рекла­модателя, которого в свою очередь привлекает развлекательный контент, превратили медиатизированную политику в декламацию принятых ре­шений. Объективное информирование и дискурсивные практики были обменены на финансово прибыльное развлечение и информирование в чьих-то интересах. В этих условиях даже интервью президента Медведе­ва в рамках итоговых недельных программ не вызывают у телезрителей особенного интереса. Если доля аудитории февральской программы «Ве­сти недели», где состоялся дебют главы государства, составляла 17,4 по Москве и 22,4% по России, то месяц спустя доля аудитории «Воскресно­го "Времени"» со вторым интервью составляла уже 14,1 по Москве и 16,4% по России. Для сравнения фильм «Пираты Карибского моря» («Первый канал») и выпуск «Чистосердечного признания» (НТВ), поставленные в сетку вещания параллельно с «Вестями недели», набрали в Москве 21,4 и 18,2% соответственно. Сопоставимые цифры были и по стране в целом. Таким образом, общество, реагируя на отсутствие смыслов, перестает интересоваться политическими реалиями. Не случайно для последнего времени характерны две тенденции: общество самоустраняется из поли­тической сферы, предоставляя властным структурам безоговорочное пра­во решения, и одновременно становится политически сервильным. По­этому нет ничего удивительного в том, что даже во время выборов в Госу­дарственную Думу в 2007 г. зрители предпочли подведению и обсуждению их итогов сериал «Ликвидация».

Впрочем, потенциальное изменение расклада сил на внутриполи­тической арене, к примеру, связанное с выборами, способствует укреп­лению пропагандистской направленности медиатизации. Как только усиливается авторитарный аспект политики, увеличивается степень дав­ления на политическую повестку дня и соответственно объем искажен­ной коммуникации. Несмотря на то что в выборные периоды должны подниматься наиболее важные для общества проблемы, СМИ во время выборных кампаний сосредотачиваются на достижении заранее задан­ного результата. Так, находящийся, по данным Фонда «Общественное мнение», на уровне статистической погрешности 2%-ный рейтинг на­значенного 9 августа 1999 г. премьер-министра Владимира Путина за счет правильно организованного медийного освещения и выстроенного общественного мнения к концу года вырос до 48%. Нагнетание «нуж­ной» информации связано в первую очередь с информационными по­водами, к которым подвёрстываются активная внешнеполитическая риторика с маркировкой внешнего врага и несколько внутриполитичес­ких акцентов (в разные годы это военная тематика, борьба с олигархами, искусственно созданные события). Деловые встречи, поездки, совеща­ния, создающие информационные поводы, предоставляют обязательное для СМИ действие, но исключают необходимое для общества обсужде­ние, оставляя скрытыми смыслы этих поездок и встреч. Предвыборная кампания Владимира Путина началась задолго до официального объяв­ления старта. Прайм-тайм государственных телеканалов ОРТ и РТР от­водился под действующего премьера и лидеров ОВР. Путин ежедневно появляется в эфире государственных телеканалов. Главными новостями становятся его поездки по стране и высказывания относительно борьбы с терроризмом. После серии сентябрьских терактов в Буйнакске, Москве и Волгодонске Путин требует немедленного уничтожения напавших «на нас» боевиков, обещая «замочить» их даже «в сортире». Подчеркнутая рублеными фразами жесткость в совокупности с малоизвестностью, по­зволившей стать лидером, который олицетворяет надежды различных социальных групп общества, обеспечила ему победу.

Позднее тактика информационных поводов и единоличного при­сутствия в эфире федеральных телеканалов оправдала себя и во время кампании 2003—2004 гг., и в период выборов 2007—2008 гг. В течение всего 2003 г. повестка дня была законсервирована присутствием в пуб­личном поле субъектов от «партии власти», транслирующих «правиль­ные» смыслы, исключив, таким образом, возможность появления в ней оппозиционных сил, способных реально оппонировать властной вер­тикали и повлиять на выбор избирателей. Вместо артикуляции обще­ственных интересов избирателю предложили уже сформированный «свод» этих интересов. «Наступление» на олигархов, незаконно присво­ивших себе государственную собственность, задало общую тональность проведения выборной кампании. СМИ откликнулись на предложенную политическим полем повестку дня, начав активно создавать «образ вра­га» в лице главы ЮКОСа Михаила Ходорковского. Публичная «порка» одного олигарха стала основной темой, превалирующей во всех СМИ и заместившей другие социально значимые вопросы. Более того, «казус Ходорковского» и «борьба с олигархами» бумерангом вернулись в тема­тику президентских выборов, обеспечив нужный победный результат.

Инерционный сценарий победы «Единой России» и заявленного преемника был основным и для вялотекущей кампании 2007-2008 гг. СМИ, выведенные из политического поля, работали только как машина сопровождения. Ударное строительство доминирующей партии и обоснование ее важности для эффективной политической системы трансформировались в медийном поле в поводы фокусированного вни­мания к событиям, связанным с первым и единственным представите­лем «тройки» единороссов — президентом Владимиром Путиным. При почти полном отсутствии проблемного ряда и предсказуемости исхода кампания оживлялась только выступлениями Путина, дискуссией о его третьем сроке, популистской риторикой о социальной справедливости и поисками внешнего врага. Легитимация преемника также преврати­лась в скучно-предсказуемое ожидание результатов.

Еще в 2006 г. опрос Левада-Центра показал, что около 40% избирате­лей готовы проголосовать за любого преемника, указанного Владимиром Путиным (даже не интересуясь его фамилией). После того как фамилия была названа, поддержка только увеличилась. Дмитрий Медведев полу­чил и преемственные медийные условия. Отказавшись от «участия в со­вместных агитационных мероприятиях», проводимых федеральными те­леканалами, кандидат в президенты без труда компенсировал это актив­ными рабочими поездками по регионам и рабочими совещаниями. Впрочем, роль защитника наиболее незащищенных слоев населения (что раньше было прерогативой исключительно Владимира Путина), которую предоставила Медведеву должность первого вице-премьера, отвечающе­го за социальные программы и курирующего нацпроекты, гарантировала ему дополнительные возможности для маневра в медийном поле.

Но наиболее полно давление медиатизированной политики прояв­ляется во время активной фазы развивающегося или продолжающегося конфликта (как внешнего, так и внутреннего). Война в Южной Осетии, ставшая главной и фактически единственной темой информационных выпусков всех телеканалов, оказалась примером запуска пропагандист­ской машины и внесла существенные изменения в повестку дня. Любо­пытно, что развлекательный вектор, характерный для периодов «зати­шья», перестал быть эффективным — зрительский интерес был акцен­тирован на новости. К примеру, 9 августа, на следующий день после начала военных действий, доля развлекательного проекта «Можешь? Спой!» на «Первом канале» составила всего 9%, в то время как шедшая следом программа «Время» набрала уже 25,8%. Аналогичная ситуация и на канале «Россия»: олимпийский баскетбольный матч Россия — Лат­вия набирает 8% аудитории, а программа «Вести» — 22,4%. На НТВ но­востные рейтинги также бьют рекорды: «Сегодня» зарабатывает долю 32,6%, а программа «Максимум» — лишь 21,1 % аудитории. Причем спу­стя месяц в телеэфире мало что изменилось: верхние строчки рейтин­гов по-прежнему оставались за новостными программами.

Сработал привычный мобилизационный сценарий, утвердивший пик доверия к сложившемуся режиму. Тем более что широковещатели стали активно использовать антинатовскую и антиамериканскую рито­рику, усиливаемую лояльными «медийными интеллектуалами» — Сер­геем Марковым, Вячеславом Никоновым, Михаилом Леонтьевым. Со­циолог Борис Дубин, оценивший реакцию телезрителей на официаль­ную трактовку событий в Южной Осетии, заметил, что эту трактовку приняли от 70% до 80% взрослых жителей России.

«В итоге складывается впечатление, что основными участниками войны, по мнению большинства россиян, вообще были не Грузия и Южная Осетия, а — едва ли не в первую очередь — Россия и США, причем «мы», по логике таких построений, во всем правы, тогда как "они" по определению виноваты».

А Грузия лишь стала «заложницей геополитических устремлений» США, стремящихся «установить контроль над странами — соседями России». При этом только половина опрошенных Левада-Центром рес­пондентов подтвердила, что «очень хорошо» понимает происходящее в Южной Осетии, другая половина призналась, что «не очень хорошо» понимает (37%) или «совершенно не понимает» (10%).

Политическая система, выхолостившая все политические демокра­тические институты, снова сработала на воспроизводство закрытой ком­муникации. Однако официальный антиамериканизм пришлось не­сколько приглушить после прихода в Белый дом новой администрации.

Разразившийся финансовый кризис и вовсе переключил внимание Кремля с геополитики на собственную экономику. Хотя в сентябре — ноябре 2008 г. власть, используя тактику замалчивания, ничего не гово­рит о кризисе. Все проблемы — у американцев, а Россия представляет собой «тихую гавань». Вице-премьер Александр Жуков, выступая на форуме в Сочи в сентябре, говорил, что Россия «очень хорошо подгото­вилась» и что девальвация рубля «нам не грозит». Уже в ноябре помощ­ник президента Аркадий Дворкович на медиафоруме «Единой России» подтвердил, что девальвации не будет, «как бы этого кто-то, может быть, и ни хотел». И в этом смысле политическое поле снова попыта­лось установить сверху однозначную медиатизированную политику. Однако складывающаяся ситуация вынудила отойти от привычного инерционного сценария. А в ситуации, когда реальность дает основа­ние для дискуссии уже внутри политического поля, снаружи начинает проявляться обсуждение. Пробным шаром стала появившаяся в ноябре 2008 г. в газете «Ведомости» статья члена правления Института совре­менного развития Евгения Гонтмахера²⁵, в которой приводился возмож­ный апокалиптический сюжет развития экономического кризиса. А затем в публичную сферу проникают определенные сигналы для элит, которые могут свидетельствовать о постепенном открытии медийного поля. Дмитрий Фурман пишет в «Независимой газете»: «Президент делает несколько заявлений о том, что масштабы кризиса в ка­кой-то мере обусловлены рядом совершенных ранее ошибок. Он говорит: «допущенными нами ошибками», но все понимают, кто скрывается за этим "мы"». «Представьте себе структуру нашей власти: она такова, что все схо­дится к штабу из 15—20 человек, — отмечает вице-президент РСПП и предсе­датель правления Института современного развития Игорь Юргенс. — Из-за пресловутой вертикальности возникает тромбоз».

А марте 2009 г. в «Вестях недели» глава РСПП Александр Шохин открыто выразил поддержку Михаилу Ходорковскому. В интервью, по­явившемся на государственном канале, он заметил, что если людей осу­дили за то, что они не заплатили налоги, то по меньшей мере странным представляется то, как они своровали нечто, за что не заплатили нало­ги. «Либо первое дело должно развалиться, либо второе не имеет никакого основания», — добавил Шохин. Экономический кризис подталкивает к открытой модели медиатизации политического процесса…