Педагогика от лукавого76

Говорят, в последние времена от людей отойдет премудрость. Они будут верить во всякие глупости и небылицы, не замечать очевидного, не понимать прописных истин. Но произойдет это, конечно, не в одночасье. Почва должна быть подготовлена, размягчена. В данном случае, очевидно, размягчиться должен мозг. И по некоторым признакам видно, что «процесс пошел». Сколько чуши в последние годы нам преподносят в качестве незыблемой истины! Сколько дров наломано под влиянием этой чуши!

Взять хотя бы тему отцов и детей. Только родители опомнились и стали меньше доверять детским телепередачам, подростковым журналам, школьным инновациям, как – хлоп! – взялись и за них, за родителей. «Воспитание ребенка надо начинать с воспитания родителей», «родители абсолютно беспомощны, педагогически безграмотны», «матери не умеют любить своих детей, мы должны их этому научить»... Школа для родителей, курсы для будущих пап и мам, родительские университеты... А в некоторых наиболее «продвинутых» умах уже вызрела идея экзамена, лишь по успешной сдаче которого человек имеет право носить звание родителя.

И опять все покорно кивают головами, как сомнамбулы на сеансе гипнотизера. Дескать, конечно, правы специалисты: какие из нас родители? Ничего-то мы не знаем, не умеем. Как заметил однажды поэт Наум Коржавин (правда, об Америке), «здесь царит какое-то помешательство на специализме».

Что же советуют родителям современные специалисты? Какие, выражаясь языком Кашпировского, «дают установки»?

«Ребенок попал в беду... Что делать? Куда обратиться за помощью?» – таков тревожно-притягательный заголовок брошюры, выпущенной Объединением педагогических изданий «Первое сентября» в 2000 году. Там же, на обложке, точно указан и адресат: «Справочник для родителей и учителей». Брошюра хоть и небольшая, но очень ценная: это квинтэссенция «новой педагогики», «нового воспитания», более того – «нового мышления». Ну да, сейчас ведь модно говорить о «новом мышлении» и «новых ценностях», которыми должно пропитаться человечество, желающее перейти в новый век. Даже целое философское направление уже появилось. Прямо так и называется – «нью эйдж», «новый век».

Просмотрев брошюру «Ребенок попал в беду…», легко себе представить, на что психологи, проникнувшиеся «новым мышлением», ориентируют нынче родителей и вообще всех тех, кто занимается воспитанием детей. С плодами подобного просвещения мы, увы, не раз сталкивались в нашей психокоррекционной работе с детьми, которую ведем на протяжении десяти с лишним лет.

Беседуешь иногда с мамой и чувствуешь, что она нашпигована новыми воспитательными установками, как рождественский гусь яблоками: «Я принимаю своего сына таким, какой он есть, и, что бы он ни делал, он знает: я, мать, всегда на его стороне...»; «Да, я плохая мать, но что поделать? Мне это не дано! Что ж теперь, всю жизнь самобичеванием заниматься?!»; «Как это запретить дочери читать журнал “Кул”? Да какое я право имею диктовать ей, что читать, а что не читать? В двенадцать-то лет!..»; «Запретами все равно ничего не добьешься, только хуже будет...».

Многие из вас, наверное, слышали это, а может, и сами говорили в разных жизненных ситуациях. Звучит-то гуманно и уж точно по-новому. А кому хочется прослыть отсталым, несовременным, пропахшим нафталином? Но давайте посмотрим, куда приведет нас (а значит, и наших детей) это «новое».

Уже первая глава брошюры по сути своей программна. Она называется «Я не люблю своего ребенка». Сейчас ведь модно говорить о родительской нелюбви и о том, что многие, очень многие не любят своих детей. (А если даже любят, то наверняка неумело.) Ложь, как тонко заметил кто-то из великих, от многократного повторения становится правдоподобной. Правдой она, конечно, стать не может, но сознание людей затуманить может вполне.

Итак, что же сообщает о нелюбви к ребенку вышеозначенная брошюра? «...Прежде всего избавьтесь от комплекса вины. Вина – это агрессия, которая распространяется по замкнутому кругу: “Я виновата в том, что не люблю своего ребенка. Но если бы его не было, то я бы не испытывала такого чувства. Следовательно, именно он виноват в моем несчастье”» (с. 3).

Прямо какая-то стальная цепь аргументов. Но это только на первый взгляд. Цепь на самом деле гнилая и, за какое звено ни потянешь, рвется. Комплекс вины... Одно из самых популярных сегодня клише, несущих отчетливо негативный смысл. Что-то очень близкое к комплексу неполноценности, а то и вытекающее из него. Ну кто может задумываться над такими глупостями, кроме жалких, слабых, ни к чему не пригодных людишек? Короче, неудачников? А термины «комплексы», «закомплексованность» вообще пахнут психиатрией и, естественно, отталкивают. Еще важно напомнить, что «комплекс» означает множество. Следовательно, комплекс вины – это когда человек чувствует себя кругом виноватым, во всем и перед всеми. А речь-то в брошюре идет о чувстве (единственное число!) вины по отношению к ребенку (опять-таки единственное число!). В общем, серия мелких подтасовок.

А вот и подтасовка покрупнее: якобы чувство вины неизменно порождает агрессию. Эффект, как вы понимаете, запрограммирован: чувство вины такой причинно-следственной связью, конечно же, дискредитируется. Ведь ото всего, что приводит к агрессии, следует избавляться. К чему, собственно, и призывают анонимные авторы брошюры.

Но не будем слишком легковерными и спросим себя: откуда взялась такая зависимость? Почему чувство вины порождает агрессию, то есть злобу, гнев, ярость? Ведь всё на самом деле наоборот. Тому, кто чувствует себя виноватым, бывает неловко, совестно, бывает жалко того, кого он обидел, хочется как-то загладить свою вину. А злится и нападает обидчик как раз тогда, когда ему трудно признать себя виноватым. Голос совести говорит ему о вине, а он отгораживается, защищается агрессией, доказывает себе, что прав он, а не тот, кого он обидел, так что не вина порождает агрессию, а непризнание вины, отсутствие раскаяния.

Уравнивание вины с агрессией разрушает основы христианского мировоззрения, на котором, хотим мы этого или не хотим, зиждется русская культура. Вся жизнь христианских святых была пронизана чувством вины и покаянием. Но при этом они, как известно, не только не были агрессивными, а своей кротостью приручали даже диких медведей. Да сколько в обыкновенной жизни примеров, когда покаяние преображало людей! В том числе и родителей, осознавших свою вину перед детьми.

Зачем, спрашивается, вводить в заблуждение современных родителей, так грубо искажая истину? Оставим пока этот вопрос открытым и двинемся дальше. В следующем абзаце целых две важных установки – первая: «Не стремитесь к виртуозному исполнению материнской роли. Позвольте себе быть несовершенной»; и вторая: «В общении с ребенком нет и не может быть запрещенных эмоций» (с. 3).

Как принято выражаться на собраниях, «по первому вопросу»: сейчас очень часто можно услышать призывы не стремиться к совершенству. Дескать, это вредно и чуть ли не безнравственно. Человек должен быть естественным, таким, какой он есть. В журналах для родителей публикуются довольно однотипные, но непременно душещипательные истории про женщин, которые старались быть образцовыми матерями, терпели в этом неудачу и в результате начинали ненавидеть своих детей. Психологи, пишущие эти статьи, считают своим, может быть самым главным, достижением то, что итогом их длительной работы стал отказ пациенток от стремления к идеалу: они «позволили себе быть несовершенными».

Конечно, бывают случаи, когда полезно успокоить вылезающую из кожи вон молодую маму, чтобы она не надорвалась от излишнего усердия. Но это другое. Это, что называется, «ревность не по разуму», когда человек берет на себя слишком тяжелую ношу, не соразмеряя ее со своими физическими и душевными силами. А тут-то речь совсем не о том! По существу, нас призывают белое считать черным, добродетель переводят в разряд пороков. Стремление к идеалу во все времена не только считалось добродетелью, но и вменялось человеку в обязанность. Без него немыслимы ни воспитание, ни выполнение той или иной работы, ни взаимоотношения между людьми. В христианстве это выражено абсолютно недвусмысленно. Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный⁷⁷, – говорит Христос. Получается, что и этот фрагмент брошюры имеет антихристианскую подоплеку.

Теперь «по второму вопросу» – насчет того, что в общении с ребенком нет и не может быть запрещенных эмоций. Далее, правда, следует оговорка: «...Но при одном условии: он не должен сомневаться в безусловности вашей любви» (с. 3), то есть читателям фактически приказывают («не должно быть!») проявлять в общении с детьми массу отрицательных эмоций, дурных чувств: раздражение, злобу, гнев, ненависть, ярость. Что же это получается? Чувство вины испытывать плохо, а те пороки, в которых люди каются на исповеди, признаны нормой отношений с ребенком? Почему он при этом не должен сомневаться в безусловности родительской любви, нам не поясняют. Вероятно, исходя из логики: «бьет – значит, любит». Но это дело десятое. А вот призыв не смирять, не укрощать страсти, а выплескивать их на окружающих, причем на слабых и беззащитных, коими являются дети, – это один из краеугольных камней предлагаемой антихристианской педагогики.

И не стоит обманываться приведенными в конце главки слащавыми советами петь ребенку колыбельные и гладить по волосам. Яд опасен не тогда, когда он хранится в бутылке с соответствующей надписью, а тогда, когда его подмешивают во вкусную и здоровую пищу.

Вторая глава – «Самое верное средство от детского пьянства» – ошарашивает уже своим началом. «Взрослым вообще-то нечем поделиться со своим ребенком, и они не должны особенно настаивать на том, чтобы дети брали с них пример, потому что такового они как раз и не подают» (с. 4). Как любили шутить провинциальные конферансье: «Вот так номер! Я чуть не помер!». Стало быть, родители теперь не должны настаивать на том, чтобы дети брали с них пример! Одной корявой (судя по всему, неумело переведенной) фразой сокрушается основа основ воспитания. Во все времена все народы независимо от верований, культуры и национальной принадлежности учили детей брать пример с родителей. Да иначе и быть не может! Отец и мать для ребенка – это первые люди, которых он видит, первообразы людей. Их интонации, выражение лиц, манера поведения и т.п. прочно запечатлеваются в его душе и служат образцом. Это импринтинг – неизгладимое впечатление, неизбежный пример, образец, подражание которому происходит помимо воли ребенка. (Не потому ли возникает столько проблем с детьми-сиротами, которые воспитываются в детском доме?). Так что родители все равно будут для ребенка примером, никуда от этого не денешься. Но, восприняв новую воспитательную установку и отказавшись от роли идеала, родители утрачивают рычаги влияния на ребенка, толкают его к неуправляемости, к патологическим страхам, ибо если взрослый не авторитет, он и не защита!

Что же касается родительского несовершенства, то несовершенство свойственно природе человека, как, впрочем, свойственно и стремление к совершенству, о чем мы уже сказали. И этому стремлению, кстати, очень способствовали дети: отец и мать старались в их глазах выглядеть умнее, добрее, благороднее – словом, совершеннее, чем они есть на самом деле. Ребенок, сам того не подозревая, вынуждал их подтягиваться до идеального образа. Ну, а уж если родители вели недостойный образ жизни, детей старались от них оградить, а родителей в таких случаях подвергали позору, остракизму. Выходит, что еще вчера подвергалось суровому осуждению, сегодня чуть ли не вменяется в обязанность?

Ориентация родителей на «беспримерность» провоцирует социальное сиротство. Ребенок, лишенный идеала в семье, начинает искать его на стороне. А в сегодняшней жизни вместо идеала ему скорее встретится антиидеал: наркоторговец, ласковый педофил, глава тоталитарной или сатанинской секты или просто «отвязанный» сверстник.

Приведя кошмарные статистические данные о детском пьянстве (которое якобы повально), авторы учат взрослых правильному реагированию: «Что же делать? Поддаваться порывам. Да, порыву любви и порыву гнева. Как же так, скажете вы, кричать в гневе? Ругаться, драться? Но разве в порыве любви мы не хватаем ребенка и не целуем его? Сердечный порыв, если дать ему настоящую волю, человечен по существу и форме. Он благороден» (с. 4).

Итак, в одном ряду, соединенные союзом «и», оказались любовь (высшая христианская добродетель) и гнев (один из семи смертных грехов). Иными словами, между добром и злом поставлен знак равенства. Можно обругать ребенка нецензурной бранью, можно даже ударить его: ведь «сердечный порыв, если дать ему настоящую волю, человечен по существу и форме». А убийство, если разобраться, разве не человечно? Бывает, конечно, запланированное, преднамеренное, а бывает совершённое в состоянии аффекта – искренний, «сердечный порыв». Рискуя вызвать по отношению к себе сходный «сердечный порыв» со стороны авторов брошюры, все же процитируем поучение православного подвижника старца Иосифа с горы Афон: «Пусть слюна твоя во рту станет кровью, ты все равно не произноси ни одного слова в гневе». Вот вектор традиционной русской педагогики, а брошюра предлагает нам какую-то иную педагогику, не имеющую ровно ничего общего с традицией.

Поражают в этой педагогической системе и, как говорили в старину, «противуречия». Только родитель настроился на то, чтобы в порыве благородного негодования вложить ума своему пьяному недорослю, как его спешат осадить: «…Не набрасывайтесь на него с нотациями: вы уже опоздали, а после драки кулаками не машут. Даже если он чуть навеселе, его реакция может быть неадекватной» (с. 4) (то есть мальчонка, чего доброго, даст как следует сдачи родителю).

И собутыльников его не смейте трогать! «Даже если вам не нравятся друзья вашего ребенка, нельзя держать свой дом от них на замке, своего же ребенка ради» (с. 5), хотя любой человек, не только с высшим педагогическим образованием, но и с незаконченным средним, понимает, что борьба с пьянством начинается с отрыва пьяницы от его привычного окружения, иначе любые усилия бессмысленны. Когда же речь идет о детях, оградить их от дурного влияния всегда считалось – и продолжает считаться в обществе, еще не утратившем коллективный разум, – первейшим делом родителей.

Ясно, что далеко не все папы и мамы придут в восторг от подобных педагогических инноваций, поэтому, стараясь смягчить впечатление, авторы добавляют: «Зато никто не запрещает вам обговорить допустимые нормы поведения и правила общежития» (с. 5).

Эту матрицу сейчас внедряют повсеместно. Смысл ее сводится к следующему: давайте легализуем пороки, но попробуем установить для них некоторые ограничения. Легализуем публичные дома, но будем требовать от «сексработниц» периодической диспансеризации. Легализуем порнографию, но ларьки, в которых она будет продаваться, удалим от детских учреждений на расстояние не менее трехсот метров. Легализуем педерастию (уже легализовали, отменив статью, наказывающую за мужеложство), но будем порицать педофилов. Легализуем наркоманию, но будем призывать наркоманов пользоваться одноразовыми шприцами. Одобрим подростковый разврат, но расскажем об опасности венерических заболеваний и раздадим презервативы.

Все это, конечно, абсурд. Невозможно требовать от беззакония законопослушности. Есть русское выражение: «Пустить козла в огород». Здесь центральное слово – «козел». От человека, да, можно требовать, чтобы он в огороде собирал только то, что ему разрешили. Но «козел» (а в нашем случае – порок) невразумляем, особенно при виде капусты. Ну а если продолжать зоологические сравнения, представим себе свинью, про которую вдруг кто-то решил, что ее стоит цивилизовать, перебазировав из хлева в городскую квартиру, и поставить ей в туалете специальную ванночку для отправления интимных нужд. Воображение легко подскажет нам вид и аромат в квартире защитника свиных прав через пару часов...

Аналогичные установки даются взрослым и по проблеме детской наркомании. Хотите узнать, как правильно себя вести, если вы подозреваете, что ваш ребенок употребляет наркотики? Надо «не демонстрировать чрезмерного волнения; установленные необычные факты обсудить с ребенком; не читать мораль и ни в коем случае не угрожать и не наказывать. <…> Если он все отрицает, расскажите о своих подозрениях, если спорит, опровергайте, но не берите с него слово, не заставляйте подчиняться. Лучше спросите, что он сам думает делать дальше. И предупредите, что отныне вы будете строже следить за тем, как и на что он тратит деньги» (с. 20–21). (Пускай рассказывает, что задержался в библиотеке, а на полученную от вас субсидию якобы накупил булочек с маком.) Но главное, «самое время дать ему понять, что вы на его стороне, что не осуждаете...» (с. 21).

Короче, предлагается на юного наркомана не давить, ничего ему не запрещать и даже продолжать выдачу денег! Да, весьма нетрадиционная педагогика! Испокон веков нормальные родители реагировали на опасное поведение детей немедленной изоляцией их от источника зла, от пагубной обстановки. Вспомните хотя бы Наташу Ростову, которую отец запер, чтобы она не сбежала с Анатолем. Конечно, придется понервничать, проявить твердость, выдержать детские истерики и грубость, побыть в глазах своего ребенка злодеем, но зато уберечь его от беды. Ведь и мы, став взрослыми, столько раз мысленно благодарили родителей за их строгость, хотя в подростковом возрасте за нее же готовы были в сердцах проклинать.

В духе попустительства предложено относиться и к детскому разврату. «…Старшее поколение не может и не должно контролировать подростковую сексуальность» (с. 6). (Интересно все-таки, почему у поклонников либеральных ценностей столь часто проскальзывают тоталитарные нотки? Напоминает то ли гипнотизера, подчиняющего пациента своей воле, то ли юриста, который зачитывает потенциальным преступникам статью Уголовного кодекса.) Оказывается, «признавая, что ранняя сексуальная жизнь подростков и столь же ранние эксперименты с наркотиками не экстремальные, а скорее уже обыденные искушения нового поколения, невозможно ни запретить, ни контролировать эти опыты» (с. 12).

Как заставить людей смириться с вопиющим безобразием, с которым ни один нормальный человек смириться не может? Способов немного. А точнее, всего два. Можно принудить силой, а можно, соблюдая права человека, добиться желаемого изощренным способом: убедить, что безобразие, во-первых, не такое уж и вопиющее, во-вторых, оно распространено повсеместно, а в-третьих, – что, пожалуй, самое главное! – оно все равно неустранимо. Последнее вы сегодня услышите как от крупного политолога, так и от соседа-пенсионера.

В разбираемой нами брошюре практически все подчинено этой логике. Но особенно ярко она проявлена в «мифах о сексуальном насилии». Споря с общепринятым мнением о педофилах как об извращенцах, авторы утверждают, что большинство педофилов – «самые обычные мужчины, с нормальной психикой» (с. 10). Развенчивается и «миф» о том, что «сексуальные покушения на детей редки и являются признаком морального распада и деградации общества» (там же). Какой распад? Какая деградация? И что значит «редки»? На самом деле, утверждают авторы, все это было всегда и «статистически часто». «…В четырех случаях из пяти это делают те, кого ребенок знает; очень часто… – кто-то из старших членов его собственной семьи. <...> Это случается во всех слоях общества, с любыми уровнями образования и дохода, во всех этнических и религиозных группах» (там же). В общем, вполне банальная история. С каждым может случиться.

И не следует заблуждаться насчет того, что «ребенок – пассивный объект сексуальных посягательств. Приходится признать: он может быть и инициатором» (там же). Словом, нас хотят уверить, что нет четкой границы между ребенком и взрослым, жертвой и преступником, добром и злом. Все относительно, зыбко, «неоднозначно».

Ну, а зло все равно непобедимо. «Даже самая идеальная система права не в состоянии полностью защитить ребенка от насилия. Здесь важен не столько контроль (да и кого контролировать, когда непонятно, кто инициатор: взрослый извращенец или ребенок? – Авт.), сколько просвещение. Родители и учителя должны знать, что сексуальная эксплуатация детей – большая и серьезная проблема» (с. 10). Так и написано – «проблема». Есть проблема утомляемости на уроках, есть проблема аллергии, есть проблема летнего отдыха, а есть... сексуального насилия над детьми. Хочется, заняв прилагательные у авторов, сказать, что это «большая и серьезная» победа зла, если растление ребенка, надругательство над его невинностью становится для нас не чудовищным преступлением, не трагедией и даже не драмой, а проблемой. И, решая ее, главное (как, впрочем, и во всех остальных случаях, перечисленных в брошюре) «сохранять спокойствие». Не правда ли, это так естественно, когда узнаёшь, что твой ребенок изнасилован, болен СПИДом, стал алкоголиком, наркоманом или вором?

Рекомендации взрослым по поводу детского воровства – это прямо какая-то оргия гуманизма. «Хорошенько подумайте, прежде чем приступать к решительным действиям. Наверное, наказывать надо. Но только если вы уверены, что и ребенок считает это наказание справедливым. <...> Пережив наказание, ребенок, скорее всего, научится ловчить, скрытничать, обманывать, боясь лишь одного – быть разоблаченным. <...> Пожалейте его, и ему сразу станет стыдно. (А если нет? Если он сочтет таких родственников придурками, из которых можно вить веревки? Тогда как? – Авт.) Помогите исправить то, что он совершил. (То есть компенсируйте украденное, выгораживайте, выкупайте, “отмазывайте”, чтобы он ни в коем случае не прочувствовал последствий своего воровства. А то не дай Бог вразумится! – Авт.) Как можно бережнее и тактичнее отнеситесь к нему и к его поступку (выделено нами. – Авт.). <...> Не ужас наказания, а страх повторения – вот что отныне должно поселиться в его душе» (с. 22).

Должно, конечно. Но может поселиться – и скорее всего поселится! – совсем другое: чувство полной безнаказанности и желание новых «подвигов». Why not?

Поддавшись умилению, читатель мог и не заметить одну характерную подмену: кража, совершенная ребенком, названа поступком (даже не проступком!). А ведь это преступление, хоть по малолетству, как правило, неподсудное. Более того, своровать – значит нарушить одну из десяти заповедей, то есть самых строгих запретов для людей христианской культуры. Впрочем, ни в каких культурах воровство, мягко говоря, не поощряется. Апологеты же «гуманной педагогики» советуют отнестись к воровству «как можно бережнее». Даже в столь вопиющем случае идея наказания им явно претит. Это ведь фи как негуманно!

А между тем христианская педагогика утверждает прямо противоположное. «Самая суровость родительской дисциплины полезна для детей и желательна, – читаем у епископа Кинешемского Василия. – Суровые испытания необходимы для духовного совершенствования, как огонь, очищающий металл... Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь⁷⁸. Но если эту школу скорби и испытаний мы не пройдем в детстве в родительской семье, то Господу ничего не останется, как подвергнуть нас испытаниям жизни, а это гораздо труднее, особенно без предварительной подготовки в родительском доме. Но если этот скорбный курс духовного воспитания в виде родительских наказаний и известной суровости отношений мы пройдем с детской покорностью в родном доме, то дальнейшие испытания часто оказываются ненужными...».

А вот цитата из Библии: Кто любит своего сына, тот пусть чаще наказывает его, чтобы впоследствии утешаться им. Не давай ему воли в юности и не потворствуй неразумию его⁷⁹; так что и по этому вопросу либеральные установки авторов брошюры противоположны традиционным.

Впрочем, есть одна тема, рассматривая которую авторы все же советуют применить жесткость. Это тема самоубийства. В одной из двух глав, посвященных детским суицидам, есть такой подзаголовок: «Пожалуйста, прочтите эту страничку вашему ребенку». А на страничке читаем, например, такой пассаж: «Вы когда-нибудь видели свежий труп? Глаза навыкате, вывалившийся синий язык, лицо неопределенного цвета, да к тому же пренеприятнейший запах от самопроизвольного акта дефекации» (с. 16).

Авторы считают, что такая стресс-педагогика «неприятна, зато действенна». Дескать, запугаем хорошенько посмертным уродством, глядишь не захочет сводить счеты с жизнью. Значит, они все-таки понимают, что страх – это один из самых действенных способов, когда хочешь удержать подростка от гибельного шага. И весь их либерализм по отношению к детскому пьянству, наркомании, разврату, «дурным болезням», воровству и прочим «поступкам» объясняется тем, что они просто не видят в этом по-настоящему серьезной угрозы. Вот совет, который дается в главе о СПИДе: «Единственное, что мы можем сделать для своих детей, – рассказывать им, не запугивая и не нагнетая, убеждая их фактами, цифрами и чужими трагедиями, о том, как коротка дистанция между жизнью и смертью» (с. 12).

Завидное спокойствие, однако. Но так можно относиться к человеку только в том случае, если он тебе абсолютно безразличен. Впрочем, к этой теме мы еще вернемся, а сейчас подумаем: какие образы закладываются в сознание ребенка описаниями «свежего трупа»? Даже если – что совсем не факт! – кого-то подобные описания остановят, даже если жизнь будет спасена. Но какой ценой? – Ценой поругания мертвого, ценой глумления над усопшим. Ну, а теперь представим себе, что через некоторое время у ребенка умрет кто-то из близких. Что тогда станет с «благоговейной памятью о дорогом покойнике»? Какие картины непрошено посетят подростка, когда он будет стоять у гроба, приходить потом на могилу или смотреть на фотографию? «Глаза навыкате, вывалившийся синий язык…». Честно говоря, это небезопасно читать и взрослым. Даже у них это может вызвать защитную реакцию отторжения, которая, в свою очередь, ведет к патологическому бесчувствию. И уж тем более такая опасность грозит детям с их хрупкой, неустойчивой психикой. Недаром мы сегодня слышим так много жалоб на подростково-молодежный «пофигизм». Поневоле станешь равнодушным, когда видишь, уж простите за жаргон, столько «трупаков» на экране телевизора и компьютера! Надо же как-то защищаться!

Вообще, такое впечатление, что сверхзадача «Справочника для родителей и учителей» – запрограммировать взрослых на равнодушие к детям. В том числе – и даже прежде всего! – к своим собственным. Карлсоновское «спокойствие, только спокойствие» – вот камертон брошюры. Напился ребенок – не волнуйтесь. Балуется наркотиками – не впадайте в панику. Ушел из дома – заранее, на случай опознания трупа, «положите в разные карманы ребенка несколько записок, где разборчиво указаны Ф.И.О., адрес и номер телефона, по которому нужно позвонить...» (с. 8). Хотели на этом оборвать цитату, но не удержались и приводим еще несколько фраз: «Не стесняйтесь заранее снять копию зубной карты из стоматологического кабинета и сделать датокарту: нанесите на пальцы тонким слоем типографскую краску и откатайте отпечатки на бумаге, а под ними надпишите “левая” и “правая” рука. Если случится трагедия, это поможет идентификации» (там же).

Много, конечно, загадок во вселенной. Вот, например, одна из них: почему блюстители свободы такие глупые? Ну, хорошо, они второпях не обратили внимание на то, что надписать что-либо под отпечатком или картинкой нельзя. Но уж вообразить своевольного подростка – а именно такие сбегают из дому – совсем несложно, тем более что жизнь богата примерами. С какой стати беглец будет терпеть в своих карманах дурацкие мамины записки или соглашаться на дактилоскопию, предназначенную для опознания его трупа? И где авторы видели такие стоматологические кабинеты, в которых услужливые дантисты по первому требованию снимают копию зубной карты? У нас большинство людей вообще про «зубную карту» слыхом не слыхивали. Что поделаешь, дремучие мы... Не ведется в «немытой России» подробная опись зубов: сколько их всего, каких не хватает сверху, каких – снизу, какой зуб как запломбирован, где какая коронка, какой прикус, какая форма челюстей. Вот у Гитлера была зубная карта, и потому его труп смогли опознать. Так то ж в цивилизованном Третьем Рейхе! А для нас это информация с опережением.

Мы понимаем, деньги, конечно, вещь очень нужная, но голова существует не только для подсчета будущих гонораров. Публикуете пиратский перевод – так хоть изымите то, что к нашей жизни не имеет ровно никакого отношения. Не позорьтесь. Еще не самые последние времена, остатки разума кое у кого сохранились. Мы даже надеемся, что среди родителей и педагогов таковых тоже немало. И они понимают, что потакание детским порокам рано или поздно доведет ребенка до той опасной черты, за которой его ждет либо гибель, либо тюрьма. Как назывался один сборник эпохи перестройки, «иного не дано»⁸⁰. На самом деле это понимают даже авторы брошюры, хотя усиленно делают вид, что нет никакой связи между родительским попустительством и катастрофой, постигающей ребенка.

Во всяком случае, о колонии они напоследок упоминают. Но опять-таки, в каком ракурсе? Подглавка «Что делать, если ваш ребенок в колонии» начинается со слов: «Что сделано, то сделано, назад не вернешь, и надо жить дальше. Оставьте обиды, ссоры, раздумья на тему: “За что мне все это?”. Во-первых, не вам, во-вторых, что в них толку» (с. 28).

Иначе говоря, родителей сперва настраивают на потакание детскому безобразию, а потом, когда «вырастет из сына свин» и ситуация дойдет до критической, на равнодушие. Даже когда ребенок попадает в колонию, оказывается, не надо задаваться вопросом, за что вам это, когда и в чем вы его упустили. Спокойствие, только спокойствие, ведь «не вам», а всего-то навсего вашему сыну идти за колючую проволоку, так что нет оснований для паники. Как любил повторять все тот же Карлсон, «дело житейское». В главе, посвященной самоубийствам, авторы советуют отвести подростка, замышляющего лишить себя жизни, в сторонку и «мирно поговорить». «Если же, – цитируем, – этот вариант не срабатывает, то – сам виноват» (с. 16). Раз даже по такому поводу волноваться не стоит, стоит ли махать крыльями, когда руки-ноги целы, да еще в наше-то трудное время: парень будет на гособеспечении!

Апофеоз родительского служения – это открыть на нужной странице справочник, найти телефон нужного специалиста (в конце каждой главы дается целый список соответствующих организаций) и передоверить ему ребенка, как это принято во всем цивилизованном мире. Собственно, и служение-то ни к чему, когда есть службы помощи!

Как же пародийно в этом контексте звучат фразы типа: «Терпение и смирение – может, спасение в них?». Смирение перед чем – перед грехом? Так это вовсе не христианство, а обыкновенный сатанизм, наспех прикрытый овечьей шкурой либеральных лозунгов. Хотя вряд ли авторы брошюры ведали, что творили. Скорее всего они просто отрабатывали выгодный заказ, по-детски радуясь, что можно подзаработать без особого напряжения. Ладно, оставим это на их совести.

Тем же, кто понимает, что на Страшном Суде (а отвечать там придется всем, в том числе людям, которые в него не верят) невозможно свалить свою вину ни на специалистов, ни на горе-специалистов, клепающих, как будто под копирку, безответственные книги и брошюры, ни на государство, поддерживающее либеральную, антихристианскую педагогику, нужно почаще вспоминать если не о премудрости, то хотя бы о здравом смысле.

Ведь здравомыслящих людей пока еще большинство. И если они не сдадутся добровольно, их не сможет одолеть никакая агитбригада лжецов. Даже при покровительстве того, кто назван в Священном Писании отцом лжи⁸¹.