Пункт «а»: право на гражданство в волшебных сказках

Утверждение про хорошую детскую сказку неверно прежде всего потому, что «Гарри Поттера» вообще нельзя сопоставлять ни с народной, ни с авторской волшебной сказкой. Главный герой, главное действующее лицо волшебной сказки – человек. И он никогда не бывает волшебником, хотя может получить волшебный атрибут или волшебное свойство, но лишь на время. Волшебники же выступают в сказках либо как противники, либо как помощники героя, причем основное здесь не волшебные атрибуты, а личные качества протагониста, за которые он, собственно, и бывает вознагражден волшебными дарами.

Героиня сказки «Гуси-лебеди» не могла воспользоваться волшебством, пока ее своеволие не сменилось послушанием. Не хотела девочка сорвать яблоки, чтобы облегчить яблоне ветви, – никто ей помогать не стал. Исправилась – получила подмогу.

Даже совершенно фантастические антропоморфные персонажи сказок: вытесанный из полена Буратино, мальчик-луковка Чиполлино, Незнайка, Гвоздик, Карлсон тоже не волшебники. И это не случайно. Сказка создает модель мира, а миром (во всяком случае, христианским) не должны править маги и чародеи. Это, пожалуй, главное условие интеграции языческих персонажей в сказки христианского мира: не гражданство (и уж тем более не право на верховную власть!), а только вид на жительство для добрых волшебников и строжайшая, на грани гетто, черта оседлости для злых.

Вспомним Царевну-лягушку (такую прекрасную!) и Чудище из «Аленького цветочка» (такое благородное!) – даже они жизненно зависят от людей. Человек, а вовсе не волшебник всегда занимает в волшебных сказках главенствующее место. (Что тоже своего рода компромисс с язычеством: ведь Бог в большинстве сказок как бы не присутствует, хотя традиционная для христианства система ценностей сохраняется.)

Столь важное место отведено человеку в сказках неспроста. Поскольку сказки играют огромную воспитательную роль, очень важно, с кем отождествляет себя ребенок, на кого он равняется, кому хочет подражать. Конечно, все дети хотя бы иногда мечтают о волшебной палочке, но в сказках они больше всего сопереживают не волшебникам, а главному герою. Поэтому принципиально важно, кем он будет – человеком или чародеем.

В «Гарри Поттере» все шиворот-навыворот. Главный герой – волшебник, почти все остальные персонажи тоже. Люди фигурируют где-то на обочине либо как негодяи (Дурсли), либо как полудурки и, уж конечно, как существа, низшие по отношению к магам. Их даже людьми-то толком не называют – все больше простаками, простецами, маглами. Таким образом, ребенок исходно отчуждается от людей, изображенных в книге Ролинг. Мало того что он сопереживает главному герою-волшебнику, так еще и люди не заслуживают ни сочувствия, ни элементарного уважения.

Характерно в этой связи использование слова «простец». В русской культуре оно имеет скорее положительную окраску – бесхитростный человек с детски-чистым сердцем, на самом деле мудрый, но мудрость эта «не от мира сего», то есть человек близкий к Богу, такие встречаются среди монахов, странников, юродивых. В контексте же «Гарри Поттера» слово «простец» дискредитируется. Всего один пример.

«Мистер Уизли (добрый волшебник. – Авт.) за ужином усаживал Гарри рядом с собой и засыпал вопросами о жизни простецов. Особенно его волновали электрические приборы и работа почтовой службы.

– Ну и ну! – удивился он, услыхав от Гарри про телефон. – Сколько же всего они напридумывали! А что еще им, бедным, остается делать без магии!»⁸².

Допустим, «простец» – это ошибка переводчика. (Хотя такой опытный литератор, как Литвинова М.Д., могла бы сообразить, что показывать «простецов» недоумками по сравнению с колдунами довольно кощунственно.) Но, во-первых, нашим детям, читающим по-русски, нет дела до того, какое слово употреблено в оригинале. А во-вторых, и там ситуация ничуть не лучше. Слово «маглы», придуманное автором, содержит в себе и напоминание о том, что люди не владеют магией (mage-less), и... фактически обвиняет человечество в повальной наркомании, так как «muggle» на жаргоне значит «марихуана». Кроме того, словом «mug» в Англии называют дурака, которого очень легко обвести вокруг пальца, а глагол «to mug» переводится на русский язык как «разбойное нападение». В общем, трудно представить себе, что людей хотели похвалить.

Итак, основные принципы существования волшебных персонажей в классической сказке здесь грубо нарушены. Главный герой не просто волшебник, а всесильнейший маг. Этакий король магов. Ему был один годик, а он уже победил Того-Кого-Называть-Нельзя, страшного и ужасного Волана-де-Морта (по-русски «диавола смерти»).

В литературном же отношении это беспрецедентная халтура, беззастенчивая игра в поддавки. Герой на то и герой, что он должен совершить невозможное, победить тех, кто заведомо сильнее, могущественнее. Именно это придает произведению драматизм. А тут что? Даже финальная сцена выглядит, с точки зрения литературного ремесла, позорно. Вдруг откуда ни возьмись на подмогу всесильному Гарри Поттеру прилетает птица Феникс (этакий deus ex machina⁸³), выклевывает глаза василиску (интересно бы узнать, почему эта птичка, в отличие от всех прочих персонажей, включая Гарри, не боится смертоносного взгляда чудовища?) и снабжает Поттера чудесным мечом. Если бы автор жила в России и явилась бы с такой поделкой на семинар молодых литераторов, ее бы подняли на смех. У нас и литературные поденщики работают гораздо лучше.

Но, может, в задачу автора и не входило создание литературно-художественного произведения? Ответим на это позже, пока скажем только, что «Гарри Поттер» – сказка наизнанку, антисказка.

Конечно, дорогие эксперты, все сказки и сказочное волшебство запрещать не стоит, а вот к «Гарри Поттеру» не мешало бы приглядеться повнимательнее.