19. Правовое регулирование доступа к информации.

Основные элементы свободы массовой информации: свобода слова, свобода искать, получать, хранить и распространять информацию.

Правовые гарантии в законодательстве Российской Федерации. Международно-правовое регулирование свободы массо­вой информации. Юридическая защита права и фактические возможности граждан и журналистов.

Законодательное разрешение противоречия между свободой слова и защитой интересов личности и общества. Пределы ограничения свободы массовой информации, свободы слова и выражения мнений в правовом государстве. Основания и механизмы ограничения свободы слова и печати. Информация ограниченного доступа. Ответственность за разглашение информации ограниченного доступа.

Правовой режим доступа к информации. Механизмы обеспечения прав граждан на информацию. Социально значимая информация и ответственность за ее незаконное сокрытие. Экономическая информация, не подлежащая сокрытию от общественности. Ответственность за непредоставление информации.

Доступ к информации в органах государственной власти и управления. Доступ к архивной информации. Доступ к информации в органах предварительного следствия и суда. Особенности регламентации отношений с потребителями в российском законодательстве. Основные требования к системе защиты информации при установлении связей с общественностью в коммерческих организациях. Правовые основы защиты интеллектуальной собственности при установлении связей с общественностью.

Роль служб по СО в обеспечении прав граждан на информацию: российский и зарубежный опыт.

Свобода печати, трансформировавшая­ся с развитием новых средств коммуникации в свободу массовой информации, по праву считается главным прин­ципом функционирования печати, радио, телевидения в правовом государстве. Она является обязательным элемен­том режима демократии и необходимым условием обеспе­чения для индивидов и их объединений политического плю­рализма и культурного многообразия¹.

Новые информационные технологии с их «коммуника­цией без границ» раздвигают границы свободы слова. «Транснационализация крупных медиа-компаний услож­няет проблемы некоторых режимов, которые стремятся скрыть от своего населения «противоположные точки зре­ния», перемешивая различные культурные, политические и журналистские модели. Но хотя во многих странах но­вым медиа и удалось сыграть роль оппонента официальной линии, процесс глобализации не всегда приводил к утверж­дению универсальных ценностей (права человека, свобода, терпимость), на что так надеялись их самые страстные поборники. В некоторых случаях это «медиа-вмешательство» вызвало даже резкую реакцию со стороны авторитарных или защищающих свою идентичность стран»².

Тоталитаризм логически противоречит свободе выбора и свободе печати как ее частному случаю, поскольку основан на дихотомии «свой — чужой» и не допускает существова­ния никаких мнений, отклоняющихся от «генеральной ли­нии». Подобное усреднение, а значит и обеднение информа­ционной среды неминуемо ведет к стагнации социального организма, который в конечном счете оказывается некон­курентоспособен в глобальном геополитическом соревнова­нии. В этом смысле свобода массовой информации тесней­шим образом связана как с информационной безопасностью, так и с национальной безопасностью в целом.

Свобода массовой информации является не антиподом, а одной из важнейших гарантий информационной безопаснос­ти, поскольку, во-первых, она обеспечивает доступ граждан к полной, всесторонней и достоверной информации, во-вто­рых, защищает общественное и индивидуальное сознание от воздействия пропаганды и других форм манипулирования, в-третьих, стимулирует накопление, обновление и переда­чу информации внутри социальной системы. И в этом смыс­ле информационная безопасность должна рассматриваться как связующее звено между политикой обеспечения нацио­нальной безопасности и политикой развития информаци­онной инфраструктуры свободного общества.

В этой связи следует напомнить, что еще в ноябре 1995 г. Президент Российской Федерации одобрил Кон­цепцию формирования и развития единого информацион­ного пространства России. В этом документе подчеркива­ется: «Основным политическим и экономическим аспектом формирования единого информационного пространства Рос­сии является преодоление информационного монополизма управленческих и коммерческих структур на открытые информационные ресурсы — переход от презумпции закры­тости информации к презумпции открытости информации на законодательной и экономической основе. Именно ин­формационный монополизм является питательной средой бюрократизма, волюнтаризма и коррупции. Юридическая поддержка открытости государственных информационных ресурсов служит необходимой предпосылкой обеспечения интеграции единого информационного пространства Рос­сии с европейским и мировым информационными пространствами».

Напротив, в Доктрине информационной безопасности, утвержденной Президентом Российской Федерации 9 сен­тября 2000 года, упор сделан не на обеспечении плюрализма, а на усилении закрытости и информационном обеспечении правительственной политики. При этом государственный аппарат отождествляется с государством, а национальные интересы с интересами государственного аппарата. В ре­зультате представления об информационной безопасности деформируются.

Понятие свободы массовой информации.

Велико разнообразие определений свободы печати, накопивших­ся за последние три с лишним века, однако элемент самостоятельности, независимости прессы просматрива­ется едва ли не в любой концепции, с каких бы позиций она ни излагалась. Согласно либеральной доктрине, опи­рающейся на философию естественного права, пресса, прежде всего, не должна находиться в зависимости от государства. Так, Дж. Мильтон писал: «Дайте мне свободу знать, свободу выражать свои мысли, а самое главное — свободу судить по своей совести. ...И пусть все ветры разносят беспрепятственно всякие учения по земле: раз истина выступила на борьбу, было бы несправедливо путем цензуры и запрещений ставить преграды ее силе»³. Помимо общественного мнения, нет другого судьи, кото­рый мог бы «провести демаркационную линию, отделяю­щую ошибку от истины»⁴. В учении Дж. Ст. Милля не только государство, но и общественное мнение не должно иметь власти над прессой: «мало одной защиты против тирании властей: нужна защита против тирании господствующих мнений»⁵.

Большую роль в либеральной теории — особенно в ее американском варианте — играл тезис о частнопредприни­мательском характере свободы прессы. Вильяму Питеру Гамильтону из «Wall Street Journal» приписывается следу­ющее изложение доктрины: «Газета является частным пред­приятием, которое абсолютно ничего не должно публике, а публика не предоставляет газете никаких особых прав.

Газету, следовательно, не волнуют никакие общественные интересы. Она безусловно является собственностью вла­дельца, который продает произведенный товар на свой соб­ственный страх и риск»⁶.

На смену либеральной теории свободы печати пришла доктрина социальной ответственности. В качестве примера процитируем программное заявление, с которым выступи­ли акционеры частной городской газеты «Pare Region Echo» в Александрии, штат Миннесота, США: «Прежде всего мы должны признать, что подлинно замечательная газета дол­жна быть чем-то более значимым, нежели персональная или общая совесть тех, кто ее редактирует, в том смысле, что, когда она говорит, ее слова принадлежат кому-то го­раздо более мудрому, рассудительному, справедливому, со­страдающему, отзывчивому и честному, чем те искалечен­ные слабостями и недостатками люди, задачей которых является писать те слова... Подлинно замечательная газета должна оставаться свободной от силков любых особых груп­повых интересов»⁷.

Советская доктрина рассматривала вопрос о свободе прессы исключительно с «классовых позиций». Так, пред перестроечная Конституция СССР 1977 г. демагоги­чески гарантировала свободу печати — наряду со свободой слова, собраний, митингов, уличных шествий и демонстра­ций — исключительно «в соответствии с интересами народа и в целях укрепления и развития социалистического строя» (ст. 50). Поскольку предназначение этой деклара­ции ограничивалось нуждами пропагандистского ритуа­ла, постольку ее юридическое содержание не определя­лось. Никак не конкретизировались и конституционные гарантии свободы печати, в качестве которых назывались «широкое распространение информации» и «возможность использования печати, телевидения и радио». Разумеется, изложенные таким образом гарантии никакого правового содержания не имели. Впрочем, в уголовном законодатель­стве всегда существовали нормы, которые при желании можно было применить как «защитные меры» против использования продекларированной «свободы» в каких-то иных интересах и целях, чем было разрешено Основным Законом.

Представляется, что ответственность прессы, во-пер­вых, является функцией ее, прессы, независимости. В свою очередь, «функция независимости состоит в поощрении и поддержке формирования «общественности», являющейся наиболее существенным аспектом общественной сферы»⁸. Если средство массовой информации не независимо, подчи­нено государству или частному интересу, то ни о какой ответственности этого СМИ не может быть и речи, посколь­ку ему не обеспечена свобода воли — необходимое условие всякой ответственности.

Зависимые, подчиненные СМИ не образуют простран­ства для становления и выявления общественного мнения, являясь лишь инструментом его фальсификации, а значит подрыва конституционного режима, который предполага­ет, «что следует править в согласии с общественным мнени­ем, что нельзя править против сложившегося мнения»⁹. Причем чем выше степень зависимости средства массовой информации, тем серьезнее потребность общества в про­зрачности механизмов этой зависимости и тем значитель­нее должна быть ответственность тех, кто извне манипули­рует редакционной политикой.

Во-вторых, категория ответственности прессы представ­ляется достаточно сложной системой отношений между СМИ и обществом, аудиторией и профессиональным сооб­ществом. Здесь следует различать ответственность средства массовой информации:

а)         перед обществом — она реализуется в рамках существующих законов, призванных защищать интересы лич­ности, гражданского общества и государства в информационной сфере;

б)        перед своей аудиторией — здесь происходит трансформация граждан от «общественности» к «аудитории», которая является не пассивным потребителем продукции СМИ, а вовлеченным участником формирования редакционной политики через рыночные механизмы спроса и пред­ложения информации, мнений и рекламы;

в) перед профессиональным сообществом — в отноше­нии соблюдения общих правил поведения и профессио­нальной этики.

Первая попытка законодательного определения право­вого содержания свободы массовой информации была пред­принята в Законе СССР о печати, ст. 1 которого гласила:

«Печать и другие средства массовой информации сво­бодны.

Свобода слова и свобода печати, гарантированные граж­данам Конституцией СССР, означают право высказывания мнений и убеждений, поиска, выбора, получения и распро­странения информации и идей в любых формах, включая печать и другие средства массовой информации.

Цензура массовой информации не допускается».

Сформулированное таким образом понятие свободы печати оставалось довольно туманным. Этот недостаток удалось отчасти преодолеть в российском Законе «О сред­ствах массовой информации». Такой результат был достигнут, во-первых, благодаря развернутой дефини­ции понятия цензуры (ч. 1 ст. 3) и, во-вторых, за счет использования «рефлексивного» определения свободы мас­совой информации, при котором объем правомочий субъек­тов определялся по принципу «все что не запрещено, то разрешено».

Хотя ст. 1 Закона о СМИ озаглавлена «Свобода массовой информации», однако в самом тексте ее о свободе массовой информации даже не упоминается. Благодаря названию статьи вводится презумпция свободы массовой информа­ции в Российской Федерации, то есть она предполагается как данность. Разумеется, презумпция (от латинского praesumptio — предположение) является здесь не только приемом юридической техники, но и — учитывая ее значе­ние для права массовой информации в целом — правовым принципом. В этом смысле можно говорить о свободе массо­вой информации в законодательстве о СМИ как о презумп­ции-принципе¹⁰ .

В то же время содержание свободы массовой информа­ции определяется в данной статье достаточно детально. Оно сводится к отсутствию ограничений в отношении:

а) поиска, получения, производства и распространения массовой информации;

б) учреждения средств массовой информации, владения, пользования и распоряжения ими;

в) изготовления, приобретения, хранения и эксплуата­ции технических устройств и оборудования, сырья и мате­риалов, предназначенных для производства и распростра­нения продукции СМИ.

Исключения из этого общего правила могут быть сдела­ны, во-первых, только в законодательстве, т.е. не в любых нормативных, а лишь в Федеральных законах (ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации), а во-вторых, только в законодательстве именно о СМИ, которое, в свою очередь, должно соответствовать Закону о СМИ. Такое толкование с необходимостью вытекает из сопоставления ст.ст. 1 и 5 закона.

Кроме того, такие исключения, как будет показано ниже, должны соответствовать положениям ст. 19 Международ­ного пакта о гражданских и политических правах и ст. 10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основ­ных свобод.

Изложенные выше соображения позволяют заключить, что свобода массовой информации является основополага­ющим принципом правового регулирования организации и деятельности СМИ, предполагающим отсутствие огра­ничений в отношении: а) поиска, получения, производства и распространения массовой информации; б) учреждения средств массовой информации, владения, пользования и распоряжения ими; в) изготовления, приобретения, хране­ния и эксплуатации технических устройств и оборудова­ния, сырья и материалов, предназначенных для производ­ства и распространения продукции СМИ, за исключением ограничений, необходимых в демократическом обществе и установленных Федеральным законом.

Понятие свободы массовой информации теснейшим об­разом связано с категорией плюрализма СМИ, который является выражением идеологического и политического разнообразия, гарантированного Конституцией Российской Федерации. Информационный плюрализм предполагает, с одной стороны, множественность независимых и авто­номных средств массовой информации, имеющих доступ к достаточному числу разнообразных источников инфор­мации, средств производства и распространения продук­ции СМИ, а с другой, — отражение ими разнообразия политических, социальных, религиозных и культурных взглядов при соблюдении редакционной независимости и уважении тех правил саморегулирования, которые могут быть самостоятельно выработаны работниками СМИ.

Конституционное закрепление свободы массовой информации.

Конституция Российской Федерации 1993 г. закрепила свободу массовой информации в ч. 5 ст. 29, использовав при этом краткую, но емкую формулу: «Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается». Обогащению содержания свободы массовой информации служат и другие нормы, содержащиеся в ст. 29. Так, ч. 1 гарантирует каждому свободу мысли и слова, ч. 4 — право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом, ч. 3 — недопустимость принуждения человека к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них. Тем самым подчеркивается, во-первых, относительная обособлен­ность этих свобод, во-вторых, их глубинная генетическая взаимосвязь, в-третьих, взаимодополнение их юридичес­кого содержания. Так, в сфере массовой информации им непосредственно корреспондируют закрепленные в ч. 1 ст. 47 Закона о СМИ права журналиста искать, запраши­вать, получать и распространять информацию, излагать свои личные суждения и оценки в сообщениях и материа­лах, предназначенных для распространения за его подпи­сью, отказаться от подготовки за своей подписью сообщения или материала, противоречащего его убеждениям.

Среди конституционных гарантий свободы массовой ин­формации следует назвать также свободу экономической деятельности и право частной собственности, закреплен­ные в ст.ст. 8, 34 и 35 Конституции, а также принцип идеологического разнообразия (ст. 13), предусматриваю­щий, что никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Тем самым формируются определенные защитные механизмы, чтобы противостоять попыткам сворачивания информационного плюрализма, в том числе путем концентрации и монополи­зации средств массовой информации.

В качестве конституционных гарантий свободы массо­вой информации выступают также нормы, устанавливаю­щие ответственность должностных лиц за сокрытие фактов и обстоятельств, создающих угрозу для жизни и здоровья людей (ч. 3 ст. 41), закрепляющие право каждого на досто­верную информацию о состоянии окружающей среды (ст. 42), свободу творчества и преподавания, охрану интел­лектуальной собственности (ч. 1 ст. 44), открытость заседа­ний палат Федерального собрания (ч. 2 ст. 100), открытость судопроизводства (ч. 1ст. 123) и т. д.

Конституцией также предусмотрена возможность зако­нодательного освобождения от обязанности давать свиде­тельские показания (ч. 2 ст. 51), что уже заранее было предусмотрено Законом о СМИ, закрепившем обязанность журналиста и редакции сохранять конфиденциальность информации и ее источника (ст. 41; абз. 5 ч. 1 ст. 49). Таким образом ныне преодолено противоречие между нор­мами Закона о СМИ и Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, которое ранее неоднократно выдвигалось в каче­стве обоснования требования законодательно обязать жур­налистов раскрывать источник доверительной информа­ции органам дознания и предварительного следствия.

Конституционные нормы определяют также разграни­чение полномочий в сфере массовой информации между федеральными органами государственной власти, органа­ми власти субъектов Федерации и органами местного само­управления, о чем уже говорилось выше.

Характеризуя конституционные гарантии свободы мас­совой информации, нельзя не упомянуть ту позитивную роль, которую играют принципы:

а) непосредственного действия конституционных норм;

б) прямой имплементации норм международного права;

в) независимости судебной власти.

Непосредственное действие конституционных норм зак­реплено в ст. 18 Конституции Российской Федерации. Не­смотря на то, что в формуле «Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими» за­конодатель допустил юридическую неточность (непосредственно действующими могут быть нормы, а не права), данное положение открывает широкие перспективы. Оно позволяет в правоприменительной деятельности, в том чис­ле в судебных процессах, использовать ссылки на нормы Конституции, что существенно обогащает арсенал юриди­ческих средств защиты.

Международно-правовое регулирование свободы массовой информации.

Прямая имплементация между­народно-правовых норм закреплена в ч. 4 ст. 15 и ч. 1 ст. 17 Конституции Российской Федерации. Тем самым не только закрепляется алгоритм разрешения возможных коллизий, но и устанавливается прямое действие общепризнанных принципов и норм международного права, а также междуна­родных договоров на территории Российской Федерации. Правда, случаи непосредственного применения судами меж­дународно-правовых, как, впрочем, и конституционных норм пока весьма редки.

Применительно к свободе массовой информации эти кон­ституционные нормы означают прежде всего непосредствен­ное действие на территории Российской Федерации ст. 19 Международного пакта о гражданских и политических правах, а также ст. 10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Из положений ст. 10 Конвенции следует несколько важ­ных выводов. Прежде всего, следует подчеркнуть, что сво­бода массовой информации выступает здесь в форме свобо­ды выражения мнений и эта свобода в общем плане является правилом, а вмешательство со стороны государ­ства в ее реализацию — исключением. Причем возмож­ность вмешательства не означает необходимость вмеша­тельства. Если демократическое общество не испытывает потребности в ограничении тех или иных форм свободы выражения мнений, то государство не обязано что-либо предпринимать в этом направлении.

Для правомерного вмешательства государства в сферу свободы выражения мнений, во-первых, должна быть зако­нодательная база. Во-вторых, основанием для вмешатель­ства могут быть только те основания, которые перечислены в п. 2 ст. 10. В-третьих, — и это главное — вмешательство должно быть соразмерно потребностям именно демократи­ческого, а не авторитарного или тоталитарного общества.

Обратим внимание на то, что собственно текст ст. 10 Евро­пейской Конвенции значительно скромнее определяет грани­цы свободы массовой информации, чем российский Закон о СМИ, который, например, не знает ограничений, вытекаю­щих из необходимости обеспечения беспристрастности и ав­торитета суда. Однако на уровне правоприменительной прак­тики Совета Европы свобода массовой информации защищена на значительно более высоком уровне. В России, напротив, практика применения Закона о СМИ носит преимущественно ограничительный характер. Когда правозащитные органы Совета Европы раздвигают понимание свободы массовой ин­формации, они компенсируют те опасности, которые таят­ся в ч. 2 ст. 10. Когда же российский правоприменитель реализует нормы Закона о СМИ, то он, может быть даже не всегда осознанно, вновь и вновь воспроизводит представления о свободе, характерные для тоталитарного правосознания.

Поскольку критерии, содержащиеся в ст. 10 Конвен­ции, достаточно размыты, постольку решения по спорам о применении этой нормы сложились в довольно обширную, но неоднозначную практику Европейского суда по правам человека. Следует подчеркнуть, что прецеденты, складыва­ющиеся в практике Европейского суда по правам человека, имеют самое непосредственное отношение к деятельности российских органов правосудия. В Федеральном законе «О ратификации Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод» от 30 марта 1998 года содер­жится заявление о признании обязательными для Российс­кой Федерации как юрисдикции Европейского суда по пра­вам человека, так и решений этого суда, а также заявление о праве российских граждан на обращение в названный суд за защитой своих нарушенных прав в течение шести меся­цев после того, как исчерпаны внутригосударственные сред­ства защиты этих прав.

Обратим внимание также на относительно многочис­ленные решения органов Совета Европы, касающиеся конкретного воплощения свободы массовой информа­ции¹¹. В качестве примера — помимо упоминавшихся выше — можно назвать рекомендации Комитета мини­стров № R (94) 13 «О мерах обеспечения прозрачности средств массовой информации» и № R (99) 1 «О мерах по стимулированию плюрализма в средствах массовой ин­формации» .

Принципиально важные нормы, определяющие соци­альную роль свободы массовой информации, основные фун­кции СМИ и журналистов в современном демократическом обществе, закреплены в Резолюции «Журналистские сво­боды и права человека», принятой в рамках 4-й Европейс­кой конференции министров по политике в области средств массовой информации (Прага, 7—8 декабря 1994 года). Здесь сформулированы принципы, которые в целом могут рассматриваться как система взаимодетерминированных тезисов, формирующих доктрину свободы массовой инфор­мации в современной Европе.

Тезис первый: поддержание и развитие подлинной демократии требует наличия и укрепления свободной, неза­висимой, плюралистической и ответственной журналистики.

Тезис второй: для реализации тезиса первого журнали­сты должны:

а) информировать аудиторию о деятельности органов власти и структур частного сектора, давая ей таким обра­зом возможность сформировать собственное мнение;

б) предоставлять гражданам и группам возможность предавать гласности свои мнения, давая таким образом возможность органам власти и структурам частного сектора, как и обществу в целом, ознакомиться с этими мнениями;

в) подвергать постоянному критическому рассмотрению деятельность различных органов власти.

Тезис третий: журналистская деятельность по реализа­ции тезиса второго основывается на свободе слова, как она гарантирована ст. 10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Тезис четвертый: чтобы журналисты могли реализо­вать тезис второй, им нужно гарантировать:

а) доступ без ограничений к профессии журналиста;

б) редакционную независимость;

в) доступ к информации в порядке обеспечения политики информационной открытости;

г) защиту конфиденциальности источников журналист­ской информации.

Тезис пятый: чтобы журналисты могли реализовать те­зис второй, им нужно гарантировать также:

а) возможность профессиональной подготовки журналистов;

б) возможность диалога журналистов и функционеров СМИ с органами власти;

в) защиту журналистов, работающих в ситуациях на­пряженности;

г) прозрачность отношений собственности и контроля в сфере массовой информации.

Тезис шестой: вмешательство органов власти в деятель­ность журналистов по реализации тезиса второго путем ограничения гарантий, предусмотренных тезисом четвертым, может иметь место только в том случае, если ограни­чение соответствует всем перечисленным ниже условиям:

а) оно фигурирует в полном и исчерпывающем списке ограничений, предусмотренных ч. 2 ст. 10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод;

б) оно необходимо в демократическом обществе и отвеча­ет настоятельным общественным потребностям;

в) оно ясно и точно установлено законом;

г) оно ограничительно интерпретируется правопримени­тельной практикой;

д) оно пропорционально преследуемой цели.

Тезис седьмой: выполняя социальные функции, предус­мотренные тезисом вторым, журналист должен занимать этичные и ответственные позиции, сохраняя прежде всего независимость и критический подход.

Тезис восьмой: выполняя социальные функции, предус­мотренные тезисом вторым, журналист должен соблюдать следующие правила профессии:

а) уважать право аудитории получать точную информа­цию о фактах и событиях;

б) собирать информацию честными способами;

в) честно представлять информацию, комментарии и критику, избегая неоправданных покушений на частную жизнь, диффамации и необоснованных обвинений;

г) исправлять грубые ошибки, допущенные в распространенной информации;

д) сохранять в тайне источники информации;

е) воздерживаться от поощрения насилия, ненависти, нетерпимости или дискриминации.

Тезис девятый: органы власти, рассматривая соблюде­ние правил профессии, предусмотренных тезисом восьмым, должны проявлять сдержанность и признавать за журна­листскими организациями право вырабатывать нормы са­морегуляции.

Наконец, следует принять во внимание серию деклара­ций о содействии развитию независимой и плюралисти­ческой прессы, принятых на региональных семинарах ЮНЕСКО в Виндхуке (Намибия, 1991 г.), Алма-Ате (Ка­захстан, 1992 г.), Сантьяго-де-Чили (1994 г.), Сане (Йемен, 1996 г.) и Софии (Болгария, 1997 г.). Упомянутые деклара­ции содержат конкретные нормы, в целом составляющие комплексный план действий по укреплению свободы прес­сы в соответствующем регионе планеты. Так, Софийская декларация предлагает всем государствам Центральной и Восточной Европы:

«обеспечить или укрепить там, где они существуют, кон­ституциональные и правовые гарантии свободы выраже­ния убеждений и свободы печати и пересмотреть, изменить и/или отменить те законы, правила и меры, которые огра­ничивают эту основную свободу;

«облегчать передвижение и предоставлять визы иност­ранным журналистам», не делать различий между иност­ранными и местными журналистами, признавать их право работать по своему выбору — как в местных, так и в иност­ранных СМИ;

не чинить препятствий в плане «ввоза и использования профессионального оборудования;

«предоставлять доступ к информации», не допускать принуждения журналиста «к разглашению источников ин­формации»;

устранить «любые правовые и административные пре­пятствия для создания независимых журналистских орга­низаций»;

признавать профессиональную независимость и издательско-редакционную свободу во всех СМИ, в первооче­редном порядке реформировать принадлежащие государ­ству органы вещания и информационные агентства и предоставить им «статус открытых общественных учреж­дений, пользующихся журналистской и издательской неза­висимостью»;

поощрять «создание независимых информационных агентств, а также частных и/или принадлежащих общи­нам средств вещания»;

в случае создания регулирующих органов в области те­лерадиовещания обеспечивать их полную независимость «по отношению к органам власти»;

распространять защиту свободы выражения мнений, дей­ствующую в отношении традиционных СМИ, на новые сред­ства информации;

рассматривать «споры, касающиеся средств информа­ции и/или работников средств информации во время осу­ществления ими своих профессиональных обязанностей», исключительно в суде и «в соответствии с гражданскими, а не уголовными (или военными) кодексами и процедура­ми»;

«принять эффективные меры и ввести в действие зако­нодательные акты, которые включали бы предотвращение чрезмерной концентрации собственности на средства ин­формации или осуществление иного контроля, ограничива­ющего плюрализм, в том числе со стороны государства»;

обеспечить транспарентность и публичное декларирова­ние отношений собственности «на все средства информа­ции и их финансирование»;

содействовать «разнообразию форм собственности путем предоставления юридических гарантий», выделять госу­дарственные ресурсы, «исходя из равенства форм собствен­ности и с учетом общественных интересов».

В Софийской декларации закрепляются также основопо­лагающая деонтологическая норма в сфере массовой инфор­мации: «Любые попытки установления норм и руководящих принципов должны исходить от самих журналистов». Тем самым определяются границы государственного вмешатель­ства и зоны профессионально-корпоративной саморегуляции.

Независимость судебной власти как гарантия сво­боды массовой информации.

Для обеспечения свободы массовой информации принципиально важно, чтобы закон­ность актов государственной администрации была в сфере контроля независимых судей. Закон о СМИ был едва ли не первым нормативным актом эпохи кардинальной реконст­рукции российской правовой системы, в котором именно суд стал конечной точкой практически всех используемых здесь юридических алгоритмов. Так, согласно ч. 1 ст. 61 в суд могут быть обжалованы: любые неправомерные дей­ствия органа, регистрирующего СМИ; решение комиссии по телерадиовещанию об аннулировании лицензии на ве­щание; нарушение порядка предоставления запрашивае­мой информации; нарушение порядка аккредитации. Ч. 3 ст. 45 Закона о СМИ дополнительно включает в этот пере­чень случаи отказа в опровержении или ответе либо нару­шение порядка их распространения.

Кроме того, суд и только суд полномочен решать вопро­сы о признании недействительным свидетельства о регист­рации СМИ (ч. 1 ст. 15), о прекращении и приостановлении деятельности СМИ (ст. 16), о прекращении распространения продукции СМИ (ч. 5 ст. 25), о возложении ответственности за нарушения законодательства о СМИ (ст.ст. 58—60), о компенсации морального вреда (ст. 62).

Дела, связанные с функционированием СМИ, помимо судов общей юрисдикции рассматривает также Конститу­ционный Суд Российской Федерации, если, разумеется, спор относится к его ведению. Так, 19 мая 1993 года Конституционный Суд Российской Федерации вынес по­становление по индивидуальной жалобе членов журналист­ского коллектива редакции газеты «Известия» в связи с постановлением Верховного Совета Российской Федерации от 17 июля 1992 года «О газете «Известия». Предметом рассмотрения в Конституционном Суде Российской Феде­рации было также Постановление IX Съезда народных депутатов «О мерах по обеспечению свободы слова на госу­дарственном телерадиовещании и в службах информа­ции». Среди актов Конституционного Суда Российской Федерации, имеющих отношение к статусу СМИ, отметим также решение о привлечении главного редактора «Россий­ской газеты» к ответственности за неуважение к суду.

Доступ журналистов к информации о работе пред­ставительных и исполнительных органов власти. Дру­гая специфическая сфера, в которой права журналиста на поиск, получение и распространение информации претер­певают определенные изменения, — деятельность Прези­дента, Парламента, Правительства.

Федеральный закон «О порядке освещения деятельнос­ти органов государственной власти в государственных средствах массовой информации» касается почти исклю­чительно телерадиовещания. Данный акт достаточно от­кровенно отражает депутатскую ментальность в вопросе об информационной открытости собственной деятельности. Так, ст. 6 обязывает федеральные государственные телера­диокомпании включать в информационные программы со­общения о решениях, заявлениях, обращениях и действи­ях палат, пресс-конференциях их председателей, о визитах их делегаций за рубеж. Кроме того, им предписано ежене­дельно выпускать в эфир обзорные информационно-просве­тительские 45-минутные программы об итогах работы па­лат, их комитетов и комиссий, депутатских объединений, о проведении парламентских слушаний и т.д. Причем поря­док вещания передач разрабатывается по представлению пресс-служб палат.

Обязательными являются и ежемесячные теледебаты представителей депутатских объединений, очередность уча­стия в которых определяется по согласованному решению фракций или жребием. Для выступлений депутатов по ка­налам местных государственных телерадиокомпаний За­кон устанавливает периодичность — один раз в два месяца с подачей заявки не позднее чем за 2 недели. Если в одной программе участвует несколько депутатов, то каждому да­ется не менее 7 минут.

Самую большую опасность может представлять обращен­ное ко всем государственным телерадиокомпаниям требова­ние, «предусматривать в иных публицистических, информа­ционных и информационно-аналитических программах всестороннее и объективное информирование телезрителей и радиослушателей о работе федеральных органов государ­ственной власти», о позициях депутатских объединений в Государственной Думе, депутатов Совета Федерации и депутатов Государственной Думы. Поскольку критерии всесторонности и объективности являются оценочными ка­тегориями, постольку данная норма может использовать­ся для борьбы с теми журналистами, которые позволяют себе высказывать нелицеприятные суждения о конкрет­ных депутатах или их объединениях. Все это довольно резко контрастирует с Резолюцией ПАСЕ 820 (1984) «Об отношениях парламентов со средствами массовой ин­формации», проявляющей максимум такта по отношению к СМИ.