logo
MOI_GOS

Аналитическое интервью

 

Жанр интервью является результатом «закрепленности» в ж-тском тексте формы получения автором этого текста опре­деленных сведений о действительности с помощью метода интер­вью. Как известно, сам по себе метод интервью относится не к теоретическим, а к эмпирическим методам5[2] (о чем говорилось выше). Очевидно, по этой причине и жанр интервью часто отно­сят к информационным жанрам, базирующимся именно на ин­формации, полученной в результате применения эмпирических методов исследования.

При этом как бы остается в тени тот факт, что интервью, как и другие эмпирические методы, применяется для получения исход­ных сведений, необходимых для подготовки не только информаци­онных выступлений, но и аналитических. Информация, полученная методом интервью, может быть трансформирована и представлена, например, на газетной полосе в виде корреспонденции, отчета, реп­лики, статьи. Это значит, что использование данного метода при сборе информации еще не порождает автоматически жанр интервью. Лишь, как было сказано выше, в случае яркой проявленности в тексте «хода» применения этого метода он может определять форму такой публикации как диалогическую, вопросно-ответную.

По этому доминирующему признаку текст может быть назван жанром интервью. Однако то, к какой группе жанров можно при­числить конкретное интервью — информационным или аналити­ческим, зависит уже от содержания текста, изложенного в форме интервью. Если информационное интервью несет в себе лишь сооб­щение о факте, отвечая на вопросы: кто? Что? Где? Когда?, то аналитическое интервью, кроме того, содержит и анализ факта, отве­чая при этом на вопросы: почему? Каким образом? Что это значит? и т.д. Роль автора аналитического интервью заключается прежде все­го в том, что своими вопросами он задает прежде всего направление анализа, который обычно осуществляет само интервьюируемое лицо.

С этой целью вопросы формулируются таким образом, что они требуют освещения узловых моментов какого-либо события, явле­ния, процесса, ситуации.

Если ж-т берет интервью у мэра по поводу внезапного нашествия крыс на город, он может «запрограммировать» анали­тический характер своего выступления, поставив вопросы таким образом:

— Как вы думаете, что значит это событие для нашего города?

— Во сколько миллионов рублей оно обойдется налогопла­тельщикам?

— Что явилось причиной этого события? Какие факты, циф­ры, документы подтверждают ваше мнение по этому поводу?

— Кто понесет за это ответственность и какую?

— Как будет развиваться это событие дальше? Какие основа­ния имеет ваш прогноз? Какие срочные меры предпринимают и еще будут предпринимать власти? И что должны делать простые горожане?

Подобные вопросы побудят собеседника излагать свои знания, представления, мнения о предмете будущей публикации таким образом, что выявят причинно-следственные связи обсуждаемого события, будут вынесены определенные оценки, сформулирован прогноз развития события, приведены необходимые аргументы в пользу излагаемой позиции. Подобным образом содержание текста интервью «насыщается» элементами анализа действительности, что и делает его аналитической публикацией.

Конечно, вполне возможны случаи, когда интервьюируемый осуществляет анализ событий, ситуаций, процессов, не ожидая наводящих вопросов. Однако это чаще всего бывает в том случае, когда он сам заинтересован в наиболее подробном, детальном ос­вещении предмета разговора, что, конечно же, облегчает задачу автора будущей аналитической публикации.

 

Из публикации «Чечня ничего не спишет»

(Общая газета. № 5. 2000)

В минувший понедельник жена Андрея Бабицкого отнесла в отделение милиции по месту жительства заявление о том, чтобы ее супруга начали разыскивать как пропавшего без вести. У нее есть веское основание: уже месяц она не слышала голоса мужа и не знает, где он находится. О подоплеке происшедшего обозрева­телю «ОГ» рассказывает адвокат Андрея Бабицкого Генри Резник.

Давайте договоримся принятъ на веру официальную версию задержания Бабицкого. Как выглядит эта ситуация с точки зрения права?

— Трудно комментировать абсурд. В Чечне идет война — не названная, не введенная в рамки правовых отношений, не сопровождаемая вводом чрезвычайного положения, но все же война. Но есть Консти­туция России, которая гаран­тирует гражданам права, кото­рые не могут нарушаться ни при каких обстоятельствах, даже в условиях введения военного положения. К таким правам относится право на судебную защиту и квалифицированную юридическую помощь.

Здесь все предельно ясно. Как только Бабицкий был за­держан, ему должны были предоставить право на один звонок — своим близким. Пра­во на звонок гарантировано федеральным законом. И уже на первом допросе у человека должен быть защитник.

Теперь о самом задержа­нии. Даже на трое суток мож­но задерживать не всякого. Закон на этот счет дает кате­горические указания — тот, кто задержан на месте пре­ступления; если на нем, на его одежде есть следы преступле­ния; если очевидцы прямо укажут на него, как на лицо, совершившее преступление.

Что касается выяснения личности — то можно задер­живать только на три часа. Этот срок продляется, если че­ловек не имеет постоянного места жительства. В случае Бабицкого это абсурдно.

Третье. На днях начальник Главного управления по Север­ному Кавказу Бирюков в теле­интервью заявил, что мера пре­сечения Бабицкому не измене­на на подписку о невыезде, а отменена. Для юриста это се­рьезный знак. Подписка о не­выезде связывает не только са­мого подозреваемого, но и орга­ны следствия — они должны его куда-то препроводить и предуп­редить: сиди здесь и без наше­го разрешения — никуда. А не отдавать его в обмен на солдат. Но если мера пресечения отме­нена, то Бабицкий — свободный человек, дальнейшая судьба его прокуратуру не интересует.

Сейчас вас пытаются убедить, что никакого обмена не было?

— Мне кажется, власть уже поняла, в какую историю она вляпалась с этим обменом. И теперь пытается нас убедить, что это был акт свободного во­леизъявления ж-та. Да и что такое обмен в принципе? В военных условиях можно об­менивать военнопленных или преступников (на уровне госу­дарств). Но не мирных людей, ж-тов — на солдат. И здесь согласие человека ни­какого юридического значения не имеет. Потому что в таком случае государство как бы бе­рет на себя порочную задачу оценивать своих граждан: кто более важен?

Ситуация сложилась ди­кая: власти объявили, что они не несут ответственности за судьбу ж-та. И в то же время вызывают его на допрос, грозя всеми мыслимыми кара­ми в случае неявки. Существу­ет ли какое-то внятное объяс­нение этому у прокуратуры?

В Конституции записано — приоритет личности, гражда­нина, его безопасности выше других ценностей. То есть го­сударство не только не имеет права, потрясая просьбой Бабицкого, передать его боеви­кам и заявить, что не несет ответственности за его судьбу. Наоборот, органы должны оза­ботиться судьбой каждого гражданина, местонахождение которого неизвестно. И, подав наше заявление на розыск Бабицкого как пропавшего без вести, мы проверяем готов­ность властей исполнять зако­ны страны.

Что касается следствия, то происходит нечто загадочное. У меня даже начинает скла­дываться мнение, что никако­го «дела Бабицкого» нет. По закону, нам, адвокатам, долж­ны были быть предъявлены все материалы, относящиеся к задержанию. А также прото­колы следственных действий, которые проводились с учас­тием Бабицкого, — допросы, очные ставки, изъятие вещей...

Эти материалы нам пред­ставлены не были. Более того, мы не можем даже узнать, кто ведет это дело? Сначала Би­рюков назвал мне следовате­ля Чернавского. Где его ис­кать? В Ханкале, это пригород Грозного. Что-то более опре­деленное? Поспрашивайте на месте. Как ему позвонить? Там только спецсвязь. Через пару дней выясняется, что г-н Чернавский уже не ведет дело Бабицкого, он назначен и.о. прокурора какого-то района. Дело, по неофициальной информации, передано следова­телю Ткачеву. Но и его мы не можем найти.

Но все же какие-то дей­ствия следствие производило?

— Убедительными могут быть только документы. А не сюжет, где министр внутрен­них дел потрясает фотографи­ями и письмами в Думе. Эти бумаги должны быть в деле, как вещественное доказатель­ство. Причем снабженные про­токолом изъятий. Разве ми­нистр этого не знает? Или дру­гой момент. С чего начались действия следствия после за­держания Бабицкого? Срочно в Москву была отправлена икона, которая была найдена у Андрея. На экспертизу в музей Рублева. Оказалось, что это мазня какого-то местного энтузиаста ценой в 10 рублей. Стали бы они возиться с иконой, если бы против Бабицко­го были серьезные доказатель­ства сотрудничества с боеви­ками?

Адвокаты все же должны ознакомиться с материалами следствия и добиться того, чтобы в этой истории была поставлена точка, соответству­ющая всем нормам закона. Ведь это пятно на человеке — он был задержан, подозревал­ся в чем-то, чуть ли не в ро­зыск объявлен...

А выход из этой ситуации я вижу лишь один. Руководи­тели нашей страны должны признать те нарушения, кото­рые были допущены в исто­рии с Бабицким, обозначить конкретных виновников. В противном случае придется признать, что демократии в России брошен вызов... Про­верочный...

 

Собеседник ж-та, готовившего это интервью, известный ад­вокат, разумеется, заинтересован в том, чтобы дать аудитории «Общей газеты» как можно более широкую картину происшедшего с его подза­щитным Андреем Бабицким Ему также важно как можно аргументированнее изложить свою позицию, проанализировать причины задержа­ния Андрея и всего другого, происшедшего с ним впоследствии, сде­лать прогноз возможного развития событий. Таким образом, автор интервью на свои вопросы получает не короткие однозначные ответы (что привело бы к созданию информационного интервью), а разверну­тый, достаточно глубоко обоснованный комментарий, что и делает дан­ное интервью аналитической публикацией.

 

в начало