Глава 7. Структура договоров

В наше время вопросы структуры права привлекают к себе внимание исследователей, подчеркивающих их значение *(1713). Структура выражает упорядоченность элементов договора, их расположение, характер взаимосвязи, т.е. внутреннюю организацию. Структура упорядочивает содержание договора, обеспечивает его целостность, единство. В международном праве принцип единства договора давно нашел признание *(1714). В соответствии с этим принципом договор представляет единое целое и должен рассматриваться как единая система норм; все они являются обязательными и должны выполняться. Только такое отношение к договору является добросовестным и потому прямо вытекает из принципа добросовестного выполнения обязательств по международному праву.

Принцип единства договора закреплен в Венских конвенциях о праве международных договоров. Наиболее четко это проявляется в статьях о согласии на обязательность части договора и о делимости договорных положений ( ст. 17, 44). Согласие государства на обязательность для него части договора возможно лишь в том случае, если это допускается договором или с этим согласны другие договаривающиеся государства. Денонсация, выход из договора или приостановление его действия могут иметь место только в отношении всего договора, если договор не предусматривает иное или если участники не условились об этом.

Вопросы единства договора имеют существенное практическое значение и довольно часто возникают как при разработке текста, так и при осуществлении договоров. Весьма показателен в этом плане опыт конференции, разработавшей Конвенцию по морскому праву 1982 г. *(1715)

Принцип единства договора имеет не только правовую, но и политическую основу. В договоре имеются более важные и менее важные для сторон положения. Одни из них более благоприятны для одного участника, другие - для другого. Договор практически всегда является результатом компромисса. Поэтому необходимым условием сохранения договора является осуществление его как единого целого, в котором одни положения компенсируют и дополняют другие.

Практике Советского государства известно немало фактов, подтверждающих значение единства договора. В ноте НКИД польскому поверенному в делах от 8 сентября 1921 г. говорилось, что Советское правительство "приступило к выполнению Рижского договора с полной лояльностью и величайшей готовностью со всей энергией выполнять его во всех деталях" *(1716). Аналогичная точка зрения высказывалась и в дальнейшем. В июне 1949 г. А.Я. Вышинский заявил: "....Нельзя использовать международное соглашение таким образом, когда интересная и выгодная для одной из сторон часть признается, а невыгодная отбрасывается. Соглашение - есть соглашение.... Его нужно брать в целом, а не рвать на куски" *(1717). СССР не раз протестовал против стремления других государств отказаться от выполнения отдельных положений договора *(1718).

Договор состоит из определенных компонентов, которые образуют единую, упорядоченную систему. Такими компонентами являются: наименование или титул; преамбула; центральная часть; заключительные постановления; приложения. Наличие всех этих компонентов не является обязательным, и отсутствие одного или другого не влияет на юридическую силу договора. Далеко не все договоры сопровождаются приложениями. Немало договоров по конкретным вопросам не имеют преамбулы. Тем не менее полная структура желательна из практических соображений. Наличие всех компонентов облегчает понимание и применение договора.

Показателен в этом плане такой факт. При подготовке проекта статей о праве договоров Комиссия международного права сформулировала ст. 7, согласно которой "не существует юридического предписания, чтобы текст договора содержал какую бы то ни было специальную часть, такую, как преамбула или заключительная часть, либо иное специальное постановление" *(1719). Юридическая обоснованность этого положения не вызывает сомнений. Тем не менее правительства сочли его излишним и Комиссия сняла его.

Для целей толкования договора Венская конвенция ввела понятие контекста, которое наряду с отмеченными компонентами охватывает также любое относящееся к договору соглашение, которое было достигнуто между всеми его участниками в связи с заключением договора, а также любой документ, составленный одним или несколькими участниками в связи с заключением договора и принятый другими участниками в качестве документа, относящегося к договору ( п. 2 ст. 31). Как видим, понятие контекста существенно шире, чем понятие текста.

Структура договора должна быть такой, чтобы обеспечить правильное сочетание целей и принципов с конкретными постановлениями, призванными обеспечить их осуществление, более общих положений с детальными и т.д. Как известно, существует правило: "специальный закон отменяет общий закон" (lex specialis derogat legi generali). Ф.Ф. Мартенс и многие другие юристы считали, что "всякое специальное постановление договора отменяет или ограничивает действие общего" *(1720). Представляется, что это не совсем так. Речь идет в основном о тех случаях, когда специальное положение делает исключение из общего, а не отменяет его.

Особое место в структуре договора занимают его цели и принципы. Доктрина международного права с самого начала заимствовала у римского права проблему соотношения "духа" и "буквы". Взгляды разделились. Одни отдавали предпочтение словам, утверждали, что если словесное выражение не вызывает сомнений, то руководствоваться следует только им. К "духу", под которым понималось намерение сторон, следует прибегать в том случае, если словесное выражение не дает ясного ответа. Другие полагали, что руководствоваться следует прежде всего "духом". П. Фошиль утверждал, что "дух" договора имеет более важное значение, чем слова, понимая под "духом" общий смысл договора *(1721).

Различие во взглядах объясняется в основном разным пониманием "духа" договоров. Толкующие его как намерения сторон обоснованно выдвигают на первый план "букву", текст. Те же, кто под "духом" понимает его общий смысл, т.е. цели и принципы, с неменьшим основанием утверждают приоритет "духа".

Эти вопросы нередко возникают в дипломатической практике. Позиция Советского государства была довольно четко сформулирована уже в первые годы его существования. Оно исходило из необходимости добросовестного выполнения обязательств, вытекающих как из буквы, так и из духа договора *(1722). При этом под "духом" понимался характер договора, его цели. В ноте полпреда РСФСР МИД Финляндии (1921 г.) говорилось, что действия финляндского правительства находятся в противоречии "со всем характером договора, и в частности с его ст. 1. Договор был заключен с целью установления длительных мирных отношений между обеими странами" *(1723).

Представляет интерес и другой аспект позиции Советского государства. Оно считало возможным, руководствуясь духом договора, расширять сотрудничество за пределы его конкретных постановлений. В ноте НКИД РСФСР послу Турции (1921 г.) говорилось: "....Русское Правительство готово и решило идти еще дальше, чем обязательство Договора....", с тем, чтобы "можно было перейти за пределы точных выражений наших обязательств" *(1724).

Думается, что проблема соотношения "духа" и "буквы" в достаточной мере решена Венскими конвенциями о праве договоров, подтвердившими, что текст договора должен толковаться, а следовательно, и осуществляться "в свете объекта и целей договора". Иначе говоря, "буква" должна пониматься в свете "духа". Кроме того, толкование отдельного постановления должно осуществляться с учетом текста в целом. Это положение регулярно подтверждается Международным Судом ООН, исходящим из того, что договор "при всех условиях должен читаться в его контексте, в свете его предмета и цели" *(1725).

Отмеченные положения не являются достоянием теории. В наш динамичный век они приобретают все большее практическое значение. Международные отношения развиваются настолько интенсивно, что "буква" договора и первоначальные намерения сторон легко могут отстать от них, что приведет к утрате договором своего значения. Поэтому растущую роль приобретают намерения сторон, воплощенные в целях договора. Договор не замораживает первоначальные намерения сторон: он воплощает их согласованные воли, которые не могут не меняться под влиянием требований жизни. Таким путем обеспечивается эффективность договора.

Эти моменты нашли отражение в принципе эффективности толкования. Этот принцип был издавна присущ праву - "толкование должно быть таким, чтобы соглашение было действенным, а не бездейственным" (interpretatio fienda est ut res magis valeat quam pereat). Однако в наше время он приобрел особое значение, поскольку на первый план выдвинулось телеологическое, функциональное толкование, т.е. понимание договора в свете его целей, обеспечивающее решение поставленных перед ним задач *(1726).

Значение этих видов толкования подчеркивается в международной судебной практике. Немало свидетельств тому дает практика не только Международного Суда, но и таких судебных учреждений, как Международный трибунал для бывшей Югославии *(1727) и Европейский суд по правам человека.