logo
История русских медиа 1989 — 2011

Владимир Кара-Мурза

ведущий программы «Сегодня в полночь» (1995–2001)

Арест Гусинского был за год до захвата НТВ — но тогда даже признаков раскола не было, все были заодно. Леша Пивоваров, нынешняя звезда газпромовского НТВ, даже предложил всем поклясться в верности Владимиру Александровичу. Когда Гусинского освободили — а он всего 3 дня пробыл в Бутырской тюрьме, — дали спецвыпуск программы «Глас народа»: Гусинский сидел в центре студии — а все сотрудники НТВ на трибунах, демонстрируя единство. Но после Нового года Газпром стал давить — и экономически, и политически. В апреле собрание акционеров Газпрома, проведенное с нарушениями, отстранило Евгения Киселева — и вот тогда началось противостояние. Мы расставили телекамеры по коридорам, отказались от всех передач, кроме новостных, — показывали пустые коридоры. И в углу экрана был не логотип НТВ, а слово «Протест». Рейтинги этих трансляций были выше, чем у любого детектива по другим каналам.

 Для захвата выбрали Страстную субботу 2001-го. Олег Борисович Добродеев, на тот момент председатель ВГТРК, знал, что я по пятницам не работаю, что меня не будет. Он приехал к нам в «Останкино». Это происходило ночью. Но у меня было включено «Эхо Москвы» — оно сообщило, что на канале появились переодетые спецслужбисты. Я приехал. Спросил Добродеева: «Что здесь делает председатель ВГТРК?» Сказал ему, что это подсудное дело — ­вмешательство госчиновника в частный спор акционеров частного предприятия. Он тут же сымпровизировал: «А я ушел в отставку!» Я говорю: «Надо же! И кто же теперь председатель ВГТРК? Я как новостник просто должен эту новость выдать в эфир». Он ответил: «Не твое дело». Как показала утренняя его встреча с Путиным, ни в какую отставку он не уходил и заявления никто не видел.

 Сейчас, зная, что произошло за десять лет с момента разгона НТВ, я, может быть, не стал бы так резко полемизировать с Олегом Добродеевым. Потому что жизнь короткая: 30 лет мы дружили — и вот так разбежались. А друзей в нашем возрасте, таких близких, какими мы были, трудно найти. Но, с другой стороны, если мои внуки когда-нибудь спросят: «А где ты был в 2001-м?» — мне хотя бы не будет стыдно смотреть им в глаза.