Эффекты восприятия медиаинформации

Все обозначенные выше особенности медиавосприятия порождают различные эффекты. Прежде всего, репортажи и статьи влияют на наше знание данной темы. Например, Н. Р. Браун и Сиглер обнаружили интереснейший факт, что освещение СМИ событий в той или иной стране было связано с общими представлениями масс людей о стране и с ее населенностью. Страны, чаще появляющиеся в СМИ, считаются более населенными, чем те, о которых меньше пишут и говорят. От них аудитория узнает новую информацию с большим нетерпением, вниманием и удовольствием.

Однако эмоциональные эффекты медиавосприятия распространяются шире.

К сожалению, по мнению психологов, новостные телесообщения (в отличие от потенциала некоторых других типов телесообщений) почти не влияют на положительные эмоции, и при этом значительно усиливают отрицательные. Когда аудитории сообщается, что будет показан художественный фильм, настроение остается на исходном уровне или обычно улучшается. Когда же зрителя предупреждают, что он должен готовиться к просмотру выпуска новостей, настроение, как правило, «падает». Многие отмечают присутствие тревоги, причина которой зачастую не осознается. И это не удивительно, ведь тревога – эмоция, возникающая при общей оценке ситуации как неблагоприятной. То есть для ее формирования практически и не требуется опознавание конкретного источника опасности – достаточно, чтобы информационное поле в общем было окрашено в негативные эмоциональные оттенки, что мы и наблюдаем, как правило, в сообщениях СМИ.

Некоторые исследователи полагают, что определенный уровень тревожности необходим человеку постоянно, поскольку тревога является своего рода «сторожем» опасности. Другие же, напротив, считают, что постоянное ее присутствие способно обесценить позитивные радостные стороны нашей жизни. Так, по мнению А.И.Волковой⁶⁶, активность тревожного человека, как правило, бывает равна нулю, поскольку он одновременно и суетлив, и скован. Исследователь сравнивает тревожного человека с машиной, водитель которой давит и на газ, и на тормоз одновременно – и с химической точки зрения это справедливо: в состоянии тревоги в кровь человека одновременно поступают вещества, стимулирующие активность и способствующие отдыху. Каждый, кто был охвачен тревогой, знает, что деятельность его в подобной ситуации действительно не столь эффективна, как в условиях позитивного настроя.

Итак, сообщения СМИ могут (а сегодня, кажется, это и происходит в подавляющем большинстве случаев) провоцировать формирование тревоги у человека. При этом исследователи отмечают. Что если тревога существует достаточно долго и источник опасности не удается обнаружить, человек начинает испытывать еще более негативную эмоцию – страх. Это, пожалуй, самая опасная эмоция – человек может быть запуган до смерти. Так, после информационной компании по освещению событий 11 сентября многие американцы (преимущественно пожилые) боялись выходить на улицу даже за продуктами и лекарствами. Они были готовы скорее погибнуть от голода и болезней, чем окунуться в этот ужасный мир, нарисованный прессой. Американское правительство вынуждено было создать многочисленные отряды добровольцев-студентов, которые занимались тем, что буквально за руку выводили этих людей из дома, показывая им, что этот мир вовсе не так ужасен, как о нем рассказывают в СМИ. Так преодолевался страх, сформированный журналистами. Но ведь без подобной опеки страх может стать навязчивым и довести человека даже до самоубийства.

Социологи изучали роль СМИ в доведении человека до самоубийства. В их исследованиях проверялась гипотеза о том, что репортажи о самоубийствах способны подтолкнуть людей к тому, чтобы покончить с собой. Например, Филлипс и Карстенсен (1986) рассмотрели возможное существование такой взаимосвязи на протяжении 7 лет (1973–1979), взяв данные о 12585 самоубийствах тинэйджеров и проследив их связь с телерепортажами о самоубийстве в новостях и статьями первых полос газет. Они обнаружили, что число самоубийств значительно возрастало по прошествии 0–7 дней после такой истории в новостях. Такая корреляция имела значение только для подростков, а не для самоубийств взрослых людей, и была гораздо сильнее для девочек, чем для мальчиков. Исследователи сделали вывод о том, что репортажи в новостях (сенсационные газетные статьи или телевизионные репортажи о совершении самоубийства) действительно способствуют самоубийствам подростков. 

Кантор, на работах которого основано большинство современных исследований, писал о реакции зрителей на насилие: «Кратковременные реакции страха... совершенно типичны, и у значительной доли взрослых и детей наблюдаются стойкие и интенсивные эмоциональные расстройства, а у тонкой прослойки особо чувствительных людей всех возрастов наблюдаются сильные и ослабляющие их психику реакции»⁶⁷.

Очевидно, жестокость на телеэкране действительно порождает ощущение страха у зрителей, а какой именно образ оказывается страшнее, зависит от возраста и уровня когнитивного развития ребенка или взрослого и даже от пола зрителя.

Гендерные характеристики вообще определяют многое. Мужчины и женщины по-разному смотрят телевизор. Выбор того, что семья будет смотреть по телевизору или видео, принадлежит, как правило, мужчинам и мальчикам, в особенности если у них есть пульт дистанционного управления. Женщины рассматривают телевидение как своего рода социальную активность и часто одновременно занимаются чем-то еще, а мужчины полностью переключают внимание на просмотр телепрограмм. Мужчины считают телевидение «заслуженным отдыхом», а женщины считают его «запретным удовольствием», пренебрежением своими домашними обязанностями.

Телевидение создает вызов семейной жизни, отвлекает от домашних дел и вносит серьезные коррективы в поведение человека.

За счет чего провоцируются поведенческие эффекты и в чем они выражаются?

Во-первых, в моделировании.  Люди наблюдают, например, за актами насилия по телевидению или видео, и потом, как результат наблюдения, поступки этих же людей в реальности становятся более грубыми и жесткими по сравнению с их обычным поведением. Процесс моделирования может научить человека новому типу поведения. Этот процесс похож на научение атлетическим упражнениям.

Как правило, все же человек, посмотрев тот или иной фильм с насилием, не дублирует в точности поступки героев. Если человек не слишком предрасположен к жестокости, моделирование может происходить иначе, когда наблюдение за жестокостью в СМИ растормаживает усвоенные ранее склонности человека совершить акт насилия. Так, просмотр фильмов с эпизодами уличных драк может привести в действие и растормозить склонность человека к дракам. Зритель уже знает, как драться. СМИ нельзя обвинить в обучении такому поведению. Тем не менее, телевидение можно обвинить в уничтожении нормальных запретов, которые существуют у нас всех по отношению к совершению насилия.

Есть и другие, косвенные пути проявления моделирования. Насилие может изменить общую аффективную (эмоциональную) реактивность зрителя, что, в свою очередь, может привести к жестокому поведению. Насилие на экране способно повысить общий уровень возбуждения и подготовить человека, в том числе, и к актам насилия (и к другим поступкам тоже).

Что касается возрастных и гендерных различий, то, как правило, моделирующие эффекты усиливаются в возрасте от 8 до 12 лет, а затем медленно идут на спад. По мере взросления у детей вырабатывается их собственное «видение» и они лучше отделяют переживания, связанные с видео, от реальных.

Противоположный моделированию эффект – сенсибилизация.

Сенсибилизация (повышение чувствительности) возникает, когда зрители настолько сильно реагируют на акты насилия на экране и их воображение создает такую неприглядную картину, что очень мало вероятности того, что в своем поведении зрители будут подражать телевизионным персонажам. Эффект сенсибилизации возникает в ответ на откровенные жестокие эпизоды и кровавые расправы телегероев. Тенденция, противоположная склонности к насилию, может возникать в результате возбуждения тревоги и/или возбуждения сочувствия к жертве насилия. Зрелищные акты насилия и жестокости, в частности, репортажи теленовостей, вызывают самый сильный эффект сенсибилизации, потому что они воспринимаются как реальность. Эффекты сенсибилизации трудно исследовать и проверить на практике по этическим соображениям, однако общие эффекты сенсибилизации, вероятно, не настолько часто встречаются, как противоположный эффект – десенсибилизации (снижения чувствительности). В целом любую ситуацию, которую можно объяснить эффектом сенсибилизации, можно в равной степени трактовать с точки зрения десенсибилизации. Например, многие настаивали на том, что репортажи о Чечне в дневных новостях вызывают ужас у людей и подрывают поддержку обществом этого военного конфликта. С другой стороны, было распространено и противоположное мнение, что те же самые новости, наоборот, делают нас черствее (подвергают десенсибилизации) и нас уже не так тревожат другие войны и конфликты.

Еще один поведенческий эффект – культивация.

Чем больше времени человек проводит перед телеэкраном, тем больше представления этого человека будут совпадать с реальностью, представленной на телевидении. В противоположность моделированию, культивация позволяет зрителю играть активную роль, взаимодействовать со СМИ, а не просто пассивно подвергаться манипулированию. Тем не менее, мировоззрение зрителя и точка зрения СМИ сталкиваются, и постепенно воспринимаемая зрителем реальность приближается к реальности телевизионного мира.

Широкую известность в теории культивации получили исследования культивации установок, связанных с насилием. Такие исследования показывают, что люди, которые часто смотрят телепередачи и фильмы, полагают, что мир – опасное место и им правят преступники.

Эта точка зрения отличается от взглядов людей, которые телевизор не смотрят вообще или смотрят редко.

Таковы лишь выборочные эффекты медиареальности.

 Они подкрепляются следующими качествами СМИ:

1. Возможность повтора. Со времен Гераклита известно, что «нельзя войти дважды в одну и ту же реку». Это принцип кардинально изменяется в современной коммуникации. Ситуации повторяются и повторяются. У человека возникает соблазн в реальной жизни нажать «undo»;

2. Преобладание эвристики над доказательностью. Данная черта вытекает из предыдущей. Доказательность предполагает набор фактов, выстроенных в определенном порядке, продиктованном логикой, где один явно вытекает из другого. Однако такая линейная схема не распространена в коммуникации. Цепочка построения фактов не работает. Поэтому современные журналисты все реже и реже аргументируют свои оценки. Им трудно это делать. Они не умеют, боятся быть неоригинальными. Аудитории сделать это еще труднее;

3. Параллельная обработка информации, обуславливающая адекватность и скорость реагирования. Мы воспринимаем и сравниваем сразу несколько текстов СМИ. Правда, утверждение некоторых исследователей о том, что в человеке часто имеет место параллельное чтение нескольких текстов, что само по себе ускоряет процесс переработки информации, кажется сомнительным;

4. Публичная субъективность. Один из основополагающих принципов net-мышления, уходящий своими корнями в движения хиппи и панков и идеи абсолютной свободы. Реанимация субъективности приводит к тому, что «мой взгляд» выставляется как приоритет для общества.

Таким образом воздействие оказывается значительным. Оно, бесспорно, зависит от национальных, культурных и многих других особенностей личности. Так, русский читатель, зритель, слушатель, отличающийся в общем импульсивностью, эмоциональностью, интравертированностью, будет в значительной мере подвержен этому влиянию. Причем, женщины будут больше подвержены воздействию доверительной манеры информирования, а мужчины – приятельски-фамильярной. Но спрос рождает предложение, и воздействующей информации с избытком хватит на всех.

Особую тревогу вызывает программирование журналистикой пограничных состояний – больших и индивидуальных психозов, неврозов. Можно говорить о ситуации внушения. И дело здесь не столько в механизмах воздействия, сколько в том, что СМИ не могут по-другому. Они сами по себе таковы, что непременно вводят нас в транс или заставляют переживать, формируют внутренние кризисы или снимают напряжение.

Проблема психического здоровья населения в последние годы стала осознаваться мировым сообществом как одна из ключевых. Задача улучшения психического здоровья включена ВОЗ в четверку приоритетных. В докладе о Развитии человеческого потенциала в РФ ее важность также подчеркивается в частности в аспекте уменьшения уровня психосоциального стресса.

Чем объясняется такое беспокойство?

Мировое сообщество к началу XXI века серьезно изменило отношение к ценности личности. На словах декларируется ее особый статус, увеличиваются ожидания, а на практике мало что способствует прямой реализации личностного потенциала. Это делает укрепление психического здоровья проблемой особой сложности. Доклад Европейского бюро ВОЗ об улучшении состояния здоровья населения в регионе относит проблему психического здоровья к числу наиболее серьезны проблем – 10% суммарного бремени заболеваний приходится именно на психическое здоровье. По прогнозам к 2020 году депрессии и суициды выйдут на второе после сердечнососудистых заболеваний место. Представление о недооцененности психического нездоровья мировым сообществом стимулировало ООН и ВОЗ объявить 2001 год Годом психического здоровья.

В жизни современного общества можно выделить три основные группы факторов, способствующих росту уровня тревожности у населения и формирующих угрозы психическому здоровью. Первая группа связана с действием механизма «невидимой опасности». Современная техника и технологии могут создавать реально опасные для человека и человечества ситуации, но само воздействие остается при этом непосредственно ненаблюдаемым. Эта особенность техногенных угроз провоцирует возникновение массовых технофобий (радиофобия, страх мобильных телефонов, химических производств).

Вторая группа факторов также опирается на механизм невидимой опасности, но уже в социальной сфере. Переживание неопределенной, непредсказуемой, скрытой угрозы, исходящей от экстремистских организаций, незнакомых культур или некоторых социальных групп, наделенных властью, основывается на представлении об их неподконтрольности. В связи с этим в странах старой демократии тревожность скорее принимает вид страха перед террористами, чем перед властями. В России происходит переадресация тревоги, вызванной терроризмом, на власть (реальную или криминальную).

Третий вид угроз психическому здоровью связан со страхом новизны. В современном мире, где готовность к изменениям предопределяет успешность не только отдельного человека, но и целых государств, изменения становятся постоянным испытанием. Это создает повышенный уровень тревоги, задача снижения которого может решаться с помощью стратегии давления на свое и чужое – новое, непонятное, опасное, аморальное, грязное. Эта стратегия переработки новой информации приводит к формированию авторитарной личности и снижению ресурсов психической адаптации.

Все это усугубляется фактором непрестижности обращения к врачу за психической или психиатрической помощью.

В нашей стране ситуация требует дополнительной работы. За последние пять лет число больных с пограничными психическими расстройствами возросло в 1.4 раза, умственной отсталостью – в 2.25 раза, алкогольными психозами – в 3.9 раза, а уровень суицидов в 1.5 раз превышает уровень, который ВОЗ обозначила как критический.

Сложно провести прямую параллель между этими данными и воздействием СМИ. Думается, причины такого усугубления ситуации имеют комплексный характер. Но без участия СМИ не обошлось. Да и сами журналисты крайне скептически оценивают результаты своей работы. Так, только 4% опрошенных журналистов оценили влияние телевидения как весьма позитивное, а еще 17% - как скорее позитивное. Половина оценила воздействие не более, чем удовлетворительно, а четверть дали крайне негативную оценку⁶⁸.