7. В.Токарева. «Из жизни миллионеров»

«Возле камина — маленькая дверь в стене, как в каморке у папы Карло. Морис открыл эту дверь, и я увидела высокий кованый стеллаж, на котором были сложены березовые поленья. Поленья сложены не как, попало, а рисунком. Кто-то их выкладывал». Наверное, для этого существовал специальный чело­век.

Я посмотрела на аккуратные чурочки, и у меня потекли слезы.

В это время Морис перенес дрова в камин и поджег. Пламя быстро и рьяно охватшо поленницу. Значит, дрова были сухие.

Я смотрела на огонь. Слезы текли независимо от меня. Моэ/сет быть, мне стало жалко чемодана? А моэ/сет быть, я оплакивала свою жизнь — жизнь Золушки, не попавшей на бс/л. Морис и Мадлен ругаются, выясняются, а за стеной, выложенные буквой «М», леэ/сат и сохнут березовые чурки. Они даже пропадают на фоне бескрайней территории, бирюзового бассейна и кре­мовых роз. И пюре из шпината.

Я плакала весьма скромно, но мои слезы были восприняты как грубс/я бестактность. Меня пригласили, оказали честь, накормили изысканной едой, а я себе позволяю.

Плакать — невеэ/сливо. Если у тебя проблемы — иди к психоаналитику, плати семьдесят долларов, и пусть он занимается тобой за деньги.

Если бы я заплакала в русском доме, меня бы окружили, стали расспра­шивать, сочувствовать, давать советы. Обрадовались бы возможности СО­участия. Все оказались бы при деле, и каэ/сдый нужен каждому.

А здесь — все по-другому. Морис нахмурился и отвернулся к огню. Мад­лен отошла, ее как бы отозвали хлопоты гостеприимной хозяйки, Шарль и Франсуаза сделали вид, что ничего не произошло. Ну совсем ничего».

Таким образом, на наш взгляд, все три фигуры, составляющие комму­никацию, имеют собственные, формально выраженные в речевом общении скрепы. Эти скрепы, с одной стороны, «стягивают» три фигуры коммуника­ции, а с другой - позволяют им свободно варьироваться, не теряя этой связи, не «разрывать» коммуникацию.