Освещение в прессе преступлений, связанных с сексуальным насилием

Способ подачи репортажей и обзоров в прессе таких преступле­ний, как изнасилование, может незаметно поддерживать в читателях и зрителях мифы об изнасиловании. Даже очень жестокое насилие можно иногда описать как проявление «страсти» или «любви». Если мужчина убивает свою бывшую жену и ее любовника, пресса назы­вает это «любовным треугольником». Когда мужчина расстреливает нескольких своих коллег по работе, включая и женщину, которая от­казалась с ним встречаться, это называется «трагедией отвергнутой любви». Когда мужчина похищает, насилует и душит жену, с которой давно разошелся, а затем закалывает ее, он изображается в прессе «пылающим от ревности» (Jones, 1994). Имеет ли любовь что-нибудь общее с подобными преступлениями?

Бенедикт (Benedict, 1992) определила несколько проблем обзора сексуальных преступлений в прессе. Прежде всего, при описании таких преступлений наточку зрения влияют тендерные предубеждения авто­ров, репортеров и редакторов. В два или три раза больше вероятности, что криминальные и полицейские обзоры пишут мужчины, а не жен­щины. В самом языке также присутствует тендерное предубеждение, говоря о женщинах, чаще описывают их сексуальность и внешнюю привлекательность. Некоторые мифы об изнасилованиях поддержива­ются в читателе незаметно, например, изнасилование подается как не­удовлетворенная сексуальная потребность. Реже мы сталкиваемся с описанием изнасилования как пытки, несмотря на то что этот ракурс используется при репортажах об изнасилованиях во время войн. На­пример, во время массовых изнасилований боснийских женщин в пе­риод боснийской гражданской войны в начале 1990-х годов эти факты изображалось как пытки или акты военных действий, не описывалась привлекательность, легкомысленные манеры или одежда жертв.

В своем контент-анализе газетных репортажей о нескольких осо­бенно ярких случаях изнасилования Бенедикт (1992) определила два распространенных типа повествования. Оба они искажают преступ­ление и превращают его в банальность. Самый распространенный тип — это описание женщины-вамп, сексуальной женщины, возбу­ждающей в мужчине желание, так что мужчина не в состоянии кон­тролировать себя и насилует ее. Второй тип повествования — это «девственница», чистая, невинная женщина, на которую нападает ужасный монстр, часто изображаемый безумным, с цветом кожи тем­нее, чем у жертвы. Бенедикт определяет несколько факторов, усили­вающих вероятность того, что пресса воспользуется повествованием о типе «вамп», то есть будет обвинять жертву. Эти факторы включа­ют следующее: а) жертва была знакома с обидчиком, б) не исполь­зовалось никакого оружия, в) она была молода и красива, г) в ее по­ведении были заметны отклонения от традиционных сексуальных ролей она была того же самого или низшего по сравнению с на­сильником статуса, класса и этнической группы. Чем больше из этих условий присутствует в деле, тем вероятней, что репортаж будет со­ответствовать повествованию о типе «вамп». Чем меньше этих усло­вий соблюдается, тем сильнее вероятность того, что о деле будут рас­сказывать в свете повествования о девственнице.

Почему встречается такое предубеждение? Бенедикт, в частности, обвиняет обычное давление сроков сдачи репортажей, а также наше человеческое любопытство к жертвам преступлений. Несмотря на то что симпатия к жертве очевидна, сказывается еще и желание репор­теров и всех нас уверить себя в том, что такое не может произойти с нами, потому что мы не ведем себя подобным образом. Из-за этого поведению и атрибуции жертвы придается особое значение. Мень­ше внимания сосредоточивается на насильнике, в особенности в повествовании о типе «вамп», и мало исследуются социальные факто­ры, толкающие мужчин на такие поступки. Такие предубеждения мо­гут иметь свои последствия. Когда большое жюри в Техасе в 1993 году отказалось признать мужчину виновным в изнасиловании, потому что жертва убедила его надеть презерватив, то лишь возмущенная обще­ственность вынудила суд пересмотреть дело.

Особенно щекотливая тема — это вопрос о том, публиковать ли имена жертв изнасилований и схожих преступлений. Несмотря на то что некоторые настаивают на публикации (например, Gartner, 1991), большинство журналистов продолжает уважать личную жизнь жертв. Красноречивая аргументация в пользу сохранения тайны есть у Пол-литт(1991).

Модуль 10.4. КОМИССИИ ПО ПОРНОГРАФИИ, ИЛИ ПОЧЕМУ НАУКА И ПОЛИТИКА НЕ МОГУТ НАЙТИ ОБЩИЙ ЯЗЫК

Президент США Линдон Джонсон в 1967 году назначил комис­сию, чтобы проанализировать: а) законы, контролирующие порно­графию, б) дистрибуцию сексуально откровенных материалов и в) эффекты потребления таких материалов. Президент поручил комис­сии разработать рекомендации по принятию необходимых законо­дательных или административных актов. Комиссия спонсировала бо­лее 80 исследований по данной тематике, тем самым дав импульс научному изучению сексуально откровенных материалов. В окон­чательном отчете три года спустя рекомендовался более строгий контроль за распространением этих материалов, недопущение их продажи детям и отмена всяких ограничений доступа для взрослых. Последняя рекомендация основывалась на выводе большинства, ко­торое считало, что «нет доказательств того, что предоставление или использование откровенно сексуальных материалов играет сущест­венную роль в обусловленности социального или индивидуального ущерба, такого, как преступления, правонарушение, отклонения сек­суального и несексуального характера или сильное патологическое эмоциональное расстройство» (U. S. Commission on Obscenity and Pornography, 1970, p. 58). Состав комиссии подвергался критике за то, что в нее входило слишком много либерально настроенных лю­дей, большинство ее заключений отвергла новая администрация Ри­чарда Никсона, объявившего: «Пока я здесь, в Белом доме, будут не­устанно предприниматься попытки контролировать и исключить грязь из жизни нашей нации» {Eysenck & Nias, 1978, p. 94).

Через несколько лет была сформирована вторая комиссия. Ге­неральный прокурор США Эдвин Мииз в 1985 году призвал эту комиссию оценить характер, распространение и влияние порнографии на американское общество. Комиссия должна была найти более эффективные методы сдерживания распространения порногра­фии. Этот шаг прокурора был вызван его политической позицией. Одно из важных заключений комиссии касалось эффекта сексуаль­ного насилия: «Имеющиеся доказательства неопровержимо под­тверждают гипотезу о том, что постоянное предоставление материа­лов, содержащих секс и насилие... находится в причинной взаимосвязи с антисоциальными актами сексуального насилия и для неко­торых подгрупп населения — с преступными актами сексуального насилия (Final Report, 1986, p. 40).

В группах такого типа, как указанные комиссии, как правило, решают не только научные, но и политические задачи (Einsiedel, 1988; Paletz, 1988; Wilcox, 1987). Иногда, даже если существует от­носительное согласие в научных выводах, находятся серьезные раз­ногласия относительно их политических последствий. Например, Линц, Доннерстайн и Пенрод (1987) возражали против некоторых выводов комиссии 1986 года, сделанных на основании собствен­ных разработок этих психологов, в них были доказаны губитель­ные эффекты сексуального насилия в масс-медиа. Линц и другие (1987) считали, что призыв комиссии к ужесточению законов о не­пристойности не являлся адекватным изменением политики, вне­сенным на базе исследований, поскольку этот призыв игнориро­вал распространение тем сексуального насилия в других СМИ, не охваченных этими законами.

Такие политически-научные гибриды не являются чем-то уни­кальным, типичным только для США. В тот же период времени ко­миссии Лонгфорда (1972) и Вильямса в Великобритании (В. Williams, Report of the Committee on Obscenity and Film Censorship, 1979) из­дали свои доклады, за ними последовала и комиссия Фрезера в Ка­наде (Report of the Special Committee on Pornography and Prostitution, 1985). Основной вывод этих комиссий заключался в том, что совре­менным исследованиям на эту тему недостает убедительности. При­несли ли какую-то пользу такие комиссии?

Модуль 10.5. ЭТИКА ЭКСПЕРИМЕНТОВ НА ТЕМУ СЕКСУАЛЬНОГО НАСИЛИЯ

Чем больше потенциальной опасности и вреда несет просмотр сексуально откровенных материалов, в особенности материалов, ка­сающихся сексуального насилия, тем больше вопросов возникает об этичности проведения экспериментов, во время которых испытуе­мым предоставляются подобные материалы (Malamuth, Feshbach & Heim, 1980). Несмотря на то что мы, очевидно, получаем некоторую ценную информацию, какова будет цена такого знания, если учесть влияние экспериментов на частную жизнь их участников? Эта про­блема была серьезно рассмотрена Маламутом, Хаймом и Фишбахом (1980), а также другими психологами, представившими обширные данные опросов, которые говорили об ужасной реальности насилия и абсолютной нереальности утверждений о том, что жертва насилия получала удовольствие. Маламут и его коллеги даже включили в свою книгу дискуссию о том, почему мифы об удовольствии изна­силования преобладали именно в масс-медиа, затрагивающих темы секса и насилия. Некоторые работы включали и оценку таких сессий опросов. Опросы показали, что по сравнению с контрольной груп­пой люди, не принимавшие участия в экспериментах психологов, ре­же одобряли и принимали мифы об изнасиловании (Donnerstein & Berkowitz, 1981; Malamuth & Check, 1980b).

Разумеется, неэтично считать контрольную группу идеальной, предоставлять ей материалы с сексом и насилием в ходе экспери­мента и не проводить опроса после его проведения!